Он безошибочно угадал, кто из студентов записался на летний проект лишь потому, что хотел сбежать из своих студенческих комнатушек, а у кого был настоящий актерский интерес. Последние старались всячески произвести впечатление на великую актрису. Она же была занята, в основном, своими лайками, непрерывно тявкавшими и писавшими на все подряд. Время от времени пожилая женщина перед кем-то останавливалась и смотрела большими детскими глазами, пока ей внезапно не надоедало, тогда она шла дальше и через некоторое время кричала из коридора какую роль, тот или иной гость должны будут играть. В центре комнаты вела записи ассистентка.
У ассистентки был ленивый взгляд, и на плечах шубка.
— Когда я била маленькой, я била польской Ширли Темпл,[26] — говорила ассистентка каждому входящему и, наконец, с глубоким вздохом, как будто теперь уже все потеряно, сказала: — И зал в университете уже снят на конец сентября!
Было начало мая.
Гала опоздала на полчаса. Она появилась в дверях в длинной юбке фиалкового цвета с тремя воланами и футболке с очень большим вырезом. Вместо извинений она улыбнулась. Одной этой улыбки было достаточно, чтобы простить двойное убийство. Один из самых проворных молодых людей уступил ей свой стул, а сам сел на пол. Полька рассказывала об авторе этой пьесы и его значении для футуризма и социализма двадцатых годов. Затем она раздала роли, и старая актриса, которая уже теперь работала в саду, крикнула в раскрытые двери, что вновь прибывшая должна будет читать главную роль.
— Да, та в темно-лиловом, аппетитная, чувственная!
Гала открыла первую страницу. Зажмурилась, словно страница ее ослепила. У нее было удивительное лицо.
Скулы были скорее широкими, чем высокими, а лицо казалось бы плоским, если бы маленький вздернутый носик не придавал ему что-то классическое. Как будто ее никто не ждал, она сначала прочитала про себя свой текст, с которого начиналась пьеса. Наконец раскрыла рот. Ее полные губы были накрашены ярко-красной помадой, уголки губ от природы чуть приподняты.
— Ах, двигаться, — сказала она томно.
Пьеса была старомодной сатирой на презрение буржуазии к массам: в карнавальную ночь оживают манекены парижского Дома мод. С ними сталкивается некий депутат, и они его обезглавливают. Один из манекенов водружает его голову себе на плечи и идет на бал к крупному промышленнику, месье Арно, и там сводит на нет все интриги высшего света. В конце концов он все же выбирает свою деревянную голову вместо человеческой, потому что та полна интриг. Он отказывается от свободы и снова становится манекеном. Короче говоря, все можно было бы рассказать в пятиминутном скетче. Чтение длилось два с половиной часа, с одним перерывом, потому что все пили кофе, и вторым, потому что одна из лаек подняла ножку над юношей, сидевшим у ног Галы. Не успел несчастный высохнуть, как ему сообщили, что вместо роли месье Арно, предложенной ему сначала, ему придется играть второстепенную роль Манекена № 2.
