За это он получил тычок в бок от жены, а потом в коридоре возмущенное замечание медсестры, но Гала лежала в палате и вся сияла. Впервые она поняла, что это был лишь вопрос времени и что все снова станет таким, как прежде.
В один прекрасный день к ее кровати пришел профессор с группой студенток. Они жалели маленькую девочку, которую держали в полутьме, и им было разрешено по очереди проверить ее рефлексы, некоторые из них при этом в знак ободрения трепали ее за руку или за щеку. Профессор поднял ее веко и посветил лампой в зрачок. Длинными, гладкими предложениями он успокоил молодых женщин. Услышав, что Гала, наверное, полностью поправится, если не считать маленького дефекта зрения, некоторые студентки так глубоко вздохнули, что верхние пуговицы тесных белых халатов расстегнулись.
Так Гала продолжала неподвижно лежать, неделю за неделей, месяц за месяцем, одна в пустой палате. И всегда в уголке ее сознания парило это темное окошко. Были минуты, когда она его боялась. Боялась, может быть, что оно увеличится, иногда боялась, что его откроют ночные существа и проползут через него, сядут к ней на кровать, а она не сможет ничего сделать, чтобы отогнать их от себя. Но чем дольше она лежала и чем яснее становилось, что ее зрение никогда до конца не восстановится, тем любопытнее ей становилось, а что, собственно говоря, видно за этим окном. «Пока ты не знаешь, чем является что-то, — думала Гала, — оно может быть чем угодно». Так могло случиться, что в дни, когда была прекрасная погода и сестры поднимали кровать, чтобы ей было удобнее смотреть в окно, Галу почти не интересовало происходящее на парковке за окном. Ее гораздо больше интересовала часть панорамы, скрывавшаяся за слепым пятном. В ненастный день она представляла себе, что там, куда она не может посмотреть, сверкает вода солнечного озерца, а когда скучала по маме или хотела поиграть с сестрами, она просто фантазировала, что они на самом деле сидят у нее, только играют в прятки и скрываются в том единственном месте, где она их никогда не найдет.
И так получалось, что долгие месяцы выздоровления, когда Гале еще запрещено было двигаться, она была редко одна, она убегала через секретное окно из своей темницы так часто, сколько хотела и туда, куда хотела. Вещи, скрытые от Галы, почти всегда казались ей красивее и интереснее того, что попадало в поле ее зрения. И через некоторое время одной мысли о чем-то невидимом было достаточно, чтобы утешить ее — удрученную тем, что она, действительно, видела.
