Помню, когда к нам попал Пузик, я собирался сдать его властям – не хотел лишних проблем. Но Фрэй не позволил. С дотошностью старой няньки, порой обдирая пальцы в кровь, он выковыривал этого найденыша из скорлупы, в которой тот укрылся от внешнего мира. Я бы так не смог. Единственной моей благотворительностью была попытка научить безграмотного мальчишку читать, но и ее я так и не довел до конца.
Пузик бежал из колонии для малолетних преступников, что находилась по ту сторону, рядом с резервацией. Улепетывая от полиции, пацан не придумал ничего лучше, как кинуться в Стикс. Реку-то он переплыл, но попутно наглотался всякой отравы, так что, когда мы обнаружили его на берегу, был уже полумертвым. С отравлением удалось справиться с помощью Чень Шеня. Не знаю, что там было в колонии – судя по всему, что-то не лучше чем в резервации – но долгое время Пузик напоминал мне звереныша, совершенно не приспособленного к нормальной жизни.
У парнишки нет вшитого кода, и, скорее всего, он уже может спокойно жить за пределами резервации – вряд ли его еще ищут, а сделать новые документы для нас сейчас не проблема. Но он не хочет... что ж, мы в ответе за тех, кого приручили.
– Чего затих? Решил все же забрать себе? – Подал голос Фрэй.
Я очнулся и понял, что уже минут пять разглядываю кусаригаму.
Не так давно Фрэй и меня пытался привлечь к своему странному увлечению оружием. Именно тогда он подарил мне кусаригаму – это было японское холодное оружие немного необычного вида, состоявшее из серпа, к которому цепью крепился ударный груз. Я тогда долго смеялся и сказал, что, если здесь есть цепь с гирькой, это еще не значит, что я смогу управляться с этим оружием. Фрэй же на полном серьезе прочел мне лекцию по технике владения кусаригамой, еще более невероятную оттого, что сам он этим приспособлением никогда не пользовался. И хотя я теперь знаю, как нанести противнику удар с помощью гирьки, или запутать цепью, а потом атаковать серпом, и даже разок попробовал метнуть сам серп, подарок так и остался висеть на стене у Фрэя.
Оружие должно быть простым и родным. Все навороты – лишь пыль в глаза. Сам Фрэй, располагая такой невообразимой коллекцией, никогда не расстается лишь с одним ножом – старой потрепанной "Вишней", которая уже много лет служила ему верой и правдой.
– Похоже, что твой подарок – это единственное, что у меня сейчас осталось своего, – грустно сказал я.
Фрэй не обратил на мои слова ни малейшего внимания. Или сделал вид, что не обратил.
