— У тебя будет все, о чем ты мечтаешь, — сказал наконец Фахильдо, и в голосе его звучала радость человека, несущего благостную весть. Словно объявлял женщине в годах, что у нее еще могут быть дети.
— Все, о чем мечтаешь, — повторил он, окончательно поборов смятение и вновь обретя уверенность прорицателя, которому ведомы все тайны мироздания и подвластны судьбы человеческие.
Затем кликнул Паулоса, вместе они собрали все, что выменяли в этот день, и ушли, не дожидаясь, когда служанка разочтется с Маркосом. Девочка, сидевшая в беседке из виноградных лоз, помахала им рукой. Паулос не раз обернулся, чтобы взглянуть на хорошенькое личико и отороченное золотом розовое платье.
Никто не мог понять, почему Фахильдо, богатый человек и любитель музыки, покинул суетный мир и поселился в хижине отшельника, расположенной в Горловине, то есть у входа в ущелье, где меж крутыми черными скалами прыгает по камням горный ручей. Раньше в этой хижине жил старый отшельник, благословлявший путников от имени Святого Дионисия. В день праздника этого Святого он разрешал переносить его стоявшую у скалы фигуру в город, иногда и сам ее сопровождал. Был он худ, из-под сухой пожелтевшей кожи выпирали кости. Утратил речь от долгого молчания. Узнав о смерти старого отшельника, Фахильдо сел на коня и поехал в горы, чтобы похоронить его. Приближаясь к хижине, услышал звон колокольчика, висевшего на шее прокаженного из селения Мирабаль.
— Послушай, Иона, я гляжу на тебя без отвращения и страну! Ты хочешь забрать сбережения старика? Забирай, и я добавлю еще столько же из своего кармана!
Прокаженный пересчитал монеты, лежавшие на подносе у ног фигуры Святого Дионисия.
— Семнадцать песо, — подвел он итог.
Фахильдо бросил ему кожаный кошелек.
— Вот тебе еще двадцать!
Прокаженный засмеялся, трещина в середине его почерневшей и слюнявой нижней губы разошлась еще больше, и казалось, у него вот-вот отвалятся щеки. В глазах, давно превратившихся в узкие щелочки, мелькали желтые огоньки. Иона сотрясался от смеха, и его колокольчик звенел веселым мелодичным звоном, под который можно было бы танцевать, тогда как на самом деле он служил зловещим предупреждением о том, что перед тобой прокаженный.
— Теперь уходи!
— Ухожу. Хотя спешить-то мне некуда.
И он ушел, запрятав монеты между драным полушубком и чешуйками от проказы. Пытался даже бежать вприпрыжку и все хохотал.
Фахильдо закопал в землю старого отшельника и остался в Горловине в том виде, в каком его застала весть о смерти отшельника: во фраке и лаковых ботинках. Поел тутовых ягод, попил воды из ручья, спугнул сову и улегся спать. Была ясная августовская ночь. Ярко светила луна, и квакали лягушки.
