«Однако прохладно», — дрожа совсем не от холода, подумал Митя и поднялся со ступенек.
Тёмный товарный поезд, прищёлкивая на стыках колесами, прокатил к морю, и долго ещё, угасая, откликались следом рельсы.
В Полиных сенях волнующе пахло подопревающими грушами. Митя потянул к себе обитую войлоком, мягкую дверь и остановился на пороге: во второй, освещённой комнате шумела и веселилась оживлённая компания. Веселье ему не понравилось, он ожидал другой встречи.
— Кто там? — спросила Полина мать, вглядываясь в сумрак кухни.
Ми я промолчал.
— Анна Егоровна, слушайте дальше, — потянул её кто-то за рукав.
— А ну, погодите, — отдернула плечо Анна Егоровна, — мне показалось, хлопнули дверью.
Говор угас.
— Кто там? — снова окликнула она, загораживаясь от света.
— Я... — отозвался Митя сиплым, пересохшим голосом.
— Митя пришёл!
— Митя?! — Стул заскрипел и хлопнулся о пол выгнутой спинкой: Поля выбежала в тёмную кухню с распахнутыми руками.
— Я ничего не вижу, тут темно, как в яме... Иди сюда. Папа привез из Туапсе каштанов, и мы тут развлекаемся.
«Вот почему в сенях так пахнет грушами», — догадался Митя.
Она нащупала в сумраке его руку и потащила за собой, на свет.
За столом сидели Анна Егоровна, Полин отец Фёдор Иваныч, покручивавший улыбчиво опущенный хохлацкий ус, и Сашка, перекрещённый через оба плеча светло-жёлтыми хрустящими ремнями. На кровати скучал с гитарой его товарищ, густо усыпанный угрями.
Митя оглядел Сашку с озлобленной застенчивостью. Больше всего его поразили угри гитариста.
— Сидай сюды, — потянул к себе гостя Федор Иваныч, сгребая со стула на пол очищенную шелуху каштанов.— Сидай, не журысь!
Поля, возбужденно двигая стулом, уселась рядом с Сашкой, который исподлобья поглядывал на гостя и чересчур старательно постукивал мундштуком папиросы о серебряный портсигар.
Фёдор Иваныч похлопал Митю по спине:
— Рассказывай, где ты гулял?.. Полька тут без тебя скучала, совсем засохла.
— Папа... — Она густо, до ушей покраснела, укоризненно глянув на отца.
— Без тебя знаю, шо я папа... Поновей чего скажи.
Мите понравилось, что она покраснела: «небось неспроста». Он оживился.
Хворал я, — сказал он вслух и испытующе посмотрел на Сашку: знает или нет? Обернувшись через плечо, Сашка разговаривал с гитаристом, словно совсем не интересовался тем, о чем говорили за столом.
— Ты где револьвер оставил?
— У тебя в сарае, — ответил гитарист.
Митя ясно видел, что Сашка прислушивается к его словам.
«Знает».
