Офицер лёгкой походкой прошёлся по фронту и скомандовал :
— Рота-а... стой! На пер-второй рассчитайсь!
— Пер-второй, пер-второй...
— Смирна!.. Ряды-ы сдвой... Напра, равнение вдоль дороги, шаго-ом...
Ожидавшие возле орудий музыканты подняли солнечные трубы.
— Арш!
Взрывая вечер, оркестр грянул вздымающий, крылатый марш, офицер, придерживая рукой шашку, пошёл впереди колонны гордо и бесстрастно. Митя вытягивал шею, стараясь увидеть шагающих добровольцев: Сашка притоптывал с выпяченной грудью, неестественно размахивал руками, упершись глазами в крутой затылок впереди идущего, его выутюженная гимнастерка топорщилась из-под пояса, как хвост у воробья.
Завернув с площади, колонна пошла по Почтовой.
Подрумяненная закатом колокольня в изумрудной скуфье встречала колонну праздничным перезвоном колоколов. Сашкин отец поднимался на столбики и истерически выкрикивал:
— Да здрасть добровольческая армия!
— Ура, — нехотя поддержали его со стороны два чьих-то насмешливых голоса.
— Да здрасть единая, неделимая Россия! — не унимался Хорьков.
— Ура, папаша!
— Да здрасть товарищ Деникин!..
В толпе засмеялись. Обескураженный Хорьков слез с возвышения и быстро куда-то исчез.
— Увлекся, — заметил парень в рыжих сапогах, обсыпанных кирпичной пылью, — заместо голландки русскую печь поставил... Тоже нашёл товарища. Чудак!
У витрины бильярдной в небрежной позе курили два офицера в боевых поношенных фуражках. Их лица были обветрены. Черная повязка закрывала глаз горбоносого, второй, небритый, засунув руку за борт шинели, где скромно пришитый рябил лоскутик георгиевской ленточки, иронически оглядывал добровольцев. Проходя, Митя услышал, как горбоносый, сдунув с папиросы пепел, сказал:
— Набрали молокососов и таскают, как на ярмарке.
— Одно слово — золотая рота! — небрежно сплюнул офицер с георгиевской ленточкой.
Оркестр замолчал, слышно было только дружное шарканье подошв о мостовую. Правофланговый, с букетиком цветов на фуражке, завёл песню:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хоза-арам!..
Рты распахнулись, и добровольцы отважно подхватили:
Так громче, музыка, играй победу,
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит,
Так за Деникина, за Русь святую
Мы грянем громкое ура-а!..
— Орлы! — восторженно обронила дама в шуршащем платье.
— Крыльев токо не хватает, — добавил с ухмылкой печник.
Процессия, будорожа музыкой постоялые дворы, прошла по базару.
В жестяной мастерской гремели по оправкам молотки, сам хозяин с бронзовой шеей и расстегнутым воротом, обнажив удивительно белую, постоянно скрытую от солнца грудь, зычно зазывал приезжих станичников:
