Вероятно, вам, Одиссей, покажутся несколько странными наши моральные принципы, но, думаю, взвесив все не спеша, вы согласитесь с ними…
Одиссей снова кивнул. Еще энергичней и старательней, чем прежде.
— …По этой же причине вы не должны рассказывать нам ничего о жизни на Понтее, хотя, может быть, вам и хочется. Но поверьте, получать преждевременные знания так стыдно, что у меня даже нет слов.
— А может, не стыдно услышать о том, чего Одиссей-три просто-напросто не может знать? — осторожно заикнулся не на шутку огорченный Одиссей.
— Что вы, что вы, боже упаси! — замахал руками Николай, — это тоже очень стыдно, ведь по этой информации мы можем о многом догадаться!
— Но неужели никто не должен знать, как я сюда попал?! — прошептал Одиссей, озираясь по сторонам.
Коля только развел руками. Его лицо пылало, и было ясно, что человек находится на пределе моральных сил, что он вот-вот закатит глаза, как учуявший прогресс понтеянин.
— Ладно, я буду молчать, — обреченно выдавил Одиссей, и нужно было видеть, как расцвел Коля, как обрадовался он успешному окончанию трудного разговора.
«Чудно, — думал Одиссей, — всего можно было ожидать, но такой гипертрофированной щепетильности — вообще! Это даже и не чудно. Это — подлинное чудо. А если поискать ему научное объяснение?..»
Вот так всегда и везде — хочется чуда, страсть, как хочется, но едва является нечто похожее, сразу возникает неодолимое желание найти научное объяснение, а лучше — опровержение чуда. И оно непременно находится рано или поздно.
Потом у Коли закончилось дежурство. Но и его сменщик координатор Глеб оказался не менее целомудренным. Едва только Одиссей по какому-то поводу заикнулся: «А вот у нас на Понтее…» — как этот Глеб, здоровенный мужик, знавший, наверное, не одну тысячу самых разнообразных анекдотов, зарделся, как дореволюционная учительница, замахал на Одиссея руками и даже, кажется, приготовился заткнуть уши. Или рот.
Вот уж, воистину, век учись, а дураком помрешь. Нипочем не угадать наперед, какие истины и какие ценности будут в наибольшем почете через двести, даже через пятьдесят лет. И тем не менее, с завидной аккуратностью на свет то и дело появляются разнообразные ясновидцы, прорицатели, футурологи, их прогнозы порой бывают весьма популярными, иначе зачем бы платили этим шарлатанам деньги, притом во все времена — неплохие.
Вероятно, причина в том, что мало кому удается совершить прыжок сквозь время и лично убедиться, насколько серьезно может отличаться реальное будущее от всего, что под силу представить самой дикой фантазии. То есть большинство убеждено, что будущее — это настоящее, только лучше или, напротив, хуже.
