— Ты, Вась, не горюй! В Балакове-то, говорят, все ситный едят...
Вася даже остановился от поразившей его мысли.
— Ребята, знаете что? А вы приезжайте ко мне! И жить будем вместе, и в школу ходить, а?
Тимоша покачал головой:
— Где ж мы денег возьмем? На пароходе, чай, платить надо.
— А я знаю, — заявил Никитка. — Прошлым летом, когда дядя Трофим на балаковскую ярмарку ездил, тетка Луша моей мамке говорила, сам слышал: «Ничего путнего не привез, все деньги ветром из рук выдуло». А мамка ей отвечает: «Знаю, — говорит, — знаю, как в городе денежки по ветру летят. Нельзя, — говорит — мужиков одних отпущать...» Ты, Вась, эту ярмарку поищи. Как увидишь — деньга летит, так и лови ее.
— Что летают, я не слыхал, — задумчиво сказал Тимоша. — А что в городе деньгами бросаются, это и мой тятька говорил.
— Это как же бросаются? — усомнился Вася.
— А так, — пояснил Никитка. — Как мы — голышами. Раздерутся и давай деньгами пулять друг в дружку.
Успокоившись насчет платы за проезд, они занялись вопросом, как найдут Васю в Балакове.
— Ведь Балаково-то, слышь, не как Будайки. Он город огромадный!
— Как найдете? — удивился Вася. — Да очень даже просто. Вы приедете, пойдете по Балакову, а я тут как тут, из дому выду и у калитки жду.
Приятели повеселели. Конечно, они обязательно приедут к Васе и опять будут все вместе. Уж если Вася сказал, — верить можно.
...Пароход дал третий гудок и отчалил от пристани. Тимоша и Никитка так отчаянно замахали картузишками, как будто на них напали осы.
Давно из виду скрылась пристань, а Вася все вглядывался в ту сторону, досадливо протирая глаза кулаком. И только когда откуда-то сверху полилась чудесная музыка и над головой Васи на верхней палубе послышались веселые разговоры и смех, а в воду полетели, как разноцветные бабочки, бумажки от конфет, Вася пошел разыскивать свою семью.
В четвертом классе тускло мигал огонек, освещая груды узлов и ящиков. Пассажиры сидели на грязном полу или лежали на своем тряпье, задыхаясь от жара машинного отделения. Отец и Гриша уже спали, подложив под голову узлы. Мать достала свой кожушок и уложила Васю.
Иногда в четвертый класс сквозь плач грудных детей, нудное баюканье усталых матерей и тяжелый храп мужиков прорывалась смеющаяся, нарядная музыка. Постепенно все заглушил шум машинного отделения, и под него Вася заснул.
Васе снилась Жданка — худая, с большим животом. Она протяжно мычала, а мать гладила ее и говорила:
— Ничего мне не жалко — жалко Жданку. Такая понятливая корова была, ну прямо как человек, только говорить не может.
