Вася Чапаев - Зинаида Алексеевна Лихачева, Евгения Васильевна Матвеева

Воссияло солнце красное

На тое ли на небушко на ясное

Нарождался молодой Вольга

Молодой Вольга Святославович

(русская былина)

Выгнанный из избы деревенской повитухой бабкой Аксиньей дед Степан не пошел в баню, где сегодняшнюю ночь спали внучата, а топтался в сенях, не зная, куда бы пристроить свое большое тело.

На каждый доносящийся из избы стон он отзывался словно эхо:

— Ох, господи сусе!

С улицы вошел его сын, такой же громоздкий, кряжистый мужик.

— Батя, ну как?

— Ничаво еще. А ты ступай к ребятишкам.

— В случае чего, ты меня кликни.

— А как же, обязательно. Ступай, ступай!

Вдруг из избы вырвался басовитый крик новорожденного и сразу за ним веселый возглас повитухи:

— Парень! Здоровущий! Ишь ты, с кулаками родился!

Дед размашисто перекрестился. На лице расплылась довольная улыбка.

— Внучонок!

...Непогода шуршала снегом по соломенной крыше. Возвещая полночь, хрипло заголосил петух. Ему с разных концов деревни нехотя откликнулись другие. Деревня Будайки спала по-зимнему крепким сном.

Давно ушла бабка Аксинья, унося в уголке головного платка два пятака. Над ребенком склонились бородатые лица отца и деда.

— Василий Иванович будет! — сказал отец и вопросительно посмотрел на жену. — Окрестим Василием, а, мать?

Катерина улыбнулась:

— Гожо, Васенькой звать!

— Хорошее имечко! Трудовое! — подтвердил дед Степан.

Укладываясь спать на лавке, Иван Степанович невесело пошутил:

— Вот как хорошо, что изба соломкой крыта. Была б железная крыша, барабанил бы в нее ветер, не уснуть бы мальцу. А соломка шуршит, ко сну клонит.

Крепко спал Василий Иванович в подвешенной к потолочной балке зыбке. Вскоре в избе послышался храп отца. Только Катерина не спала, прислушиваясь к тихому дыханию ребенка.

Вьюжной февральской ночью тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года еще одно детство переступило порог убогой избы. Детство, которому было суждено донашивать одежонку от старших братьев, ползать по полу среди чугунов с пойлом для коровы, таскать за хвост замурзанную кошку, делиться с ней молоком, плакать в мамкин подол и засыпать на печке под шуршанье важных усатых тараканов и бормотанье дедушки Степана.

...На печке завозился дед Степан и пробормотал спросонок:

— Опять внучек... Молодец сношенька! Нет переводу чапаевскому корню!

Два ряда покосившихся изб, крытых гнилой соломой, заплывшая суглинистой грязью улица — вот и вся деревня Будайки, она же и Грязевка. Речушка, протекавшая рядом, звалась Грязнухой.