С радостным нетерпением и тщетно скрываемой тревогой ожидали мы начала полетов. Для большинства курсантов нашего классного отделения первый ознакомительный полет на Ут-2 должен был стать первым в жизни подъемом в воздух. Наши побратимы – «32 из Куйбышева» – вели себя заметно спокойнее нас: в аэроклубе г. Самары они выполняли на самолете По-2 ознакомительные полеты в зону на сложный пилотаж и прыжки с парашютом с самолета этого типа.
Мы совершенно не представляли себе, как будет реагировать наш вестибулярный аппарат на «болтанку» в воздухе, хотя к этому времени уже знали, что авиационные синоптики и медики предпочитают называть это неприятное явление благозвучным словом французского происхождения «рему».
Не знали также, как будем переносить аэродинамические перегрузки, сумеем ли свободно ориентироваться в пространстве при выполнении фигур сложного пилотажа и обладаем ли вообще способностями к летному обучению. А тут еще лично меня за успехи в теоретической учебе удостоили чести в первый летный день первым по плановой таблице подняться в воздух с командиром нашей эскадрильи для выполнения ознакомительного полета. Не опозориться бы.
Согласно заданию, самолет пилотирует майор Капров. Он в передней инструкторской кабине. Я – в задней, то есть курсантской. (Все полеты при освоении самолета Ут-2 с инструктором и самостоятельно нам предстояло выполнять только в задней кабине. На вопрос Стаса Зуевского: «Почему и для чего?» ответили вполне популярно: «Потому, что условия обзора воздушного пространства из задней кабины Ут-2 значительно хуже, чем из передней, но зато почти такие же, как из кабин самолетов-истребителей, на которых большинству из вас предстоит летать в дальнейшем»).
Начинаем разбег. Легко держу правой рукой ручку управления рулем высоты и элеронами. Ладонь левой – на рукоятке сектора газа. Обутые в матросские «ГД» ноги спокойно опираются на педали управления рулем поворота. Всеми органами чувств восторженно воспринимаю впечатления и ощущения полета – звонкую и радостную, словно весенняя песнь жаворонка, стрекотню мотора, едва улавливаемый запах выхлопных газов, ускоряющийся бег травяного покрытия аэродрома навстречу самолету, вибрацию его конструкции, движения ручки управления и педалей, производимые Копровым, мягкие толчки Земли перед отрывом от нее и краски окружающего мира.
Во время разбега с поднятым во взлетное положение хвостовым оперением самолета в поле моего зрения чуть левее капота мотора оказался одиноко стоящий посреди поля аккуратный белый домик с красной крышей. После отрыва и выдерживания самолета над землей майор плавно перевел его в набор высоты. Стремительно приближающийся домик при этом сперва также плавно начал смещаться в поле зрения вниз, а затем вдруг я увидел (!), как он повалился со все возрастающей скоростью навстречу движению нашего самолета. Но пронаблюдать за окончанием падения домика белым фасадом на травку подворья мне не пришлось: красная крыша скрылась под центропланом Ут-2, и в этот момент я понял, что опрокидывание домика навстречу мне было кажущимся – ускоренное изменение ракурса наблюдавшегося с летящего на малой высоте самолета домика (неподвижного наземного объекта) мои неопытные глаза и мозг восприняли как падение или опрокидывание его навстречу самолету. (Это случайное наблюдение в первом в жизни полете удивило и запомнилось в силу новизны впечатления. В последующем при выполнении взлетов и в полетах на предельно малых высотах нечто похожее иногда успевало отмечаться каким-то краем сознания, но воспринималось не как мешающий работе обман зрения или иллюзия, а как естественное и привычное явление).
