— Скатертью дорога, то есть? — подозрительно оглянулся Миша.
— Нет, я рад за вас. Вам там лучше будет, раз вы здесь чувствуете себя не на своем месте. Вот и езжайте, и слава богу. Чего там, я бы и сам не прочь вернуться на родину…
— Ну, не смешной ли вы человек, — усмехнулся Миша, не обращая внимания на бессмысленную последнюю фразу С. и по-прежнему тяня его за руку. — Я еще только вызов оттуда получил, а вы «езжайте»! Как будто отправиться в Израиль — это сел и поехал. Нет, мне предстоит за это бороться, жестоко бороться со всем этим вашим… устройством.
Писателю совсем не хотелось обсуждать теперь с Мишей это устройство. Ему хотелось одного: чтобы тот отпустил его, не обидевшись. Он уже сильно устал, так как молодому человеку не пришло в голову забрать у него чемодан.
— Вот видите? — просительно сказал он. — Вам на эту борьбу понадобятся все ваши силы. Так зачем же вам эти глупые проверки? Не с пулями вам сражаться придется, а совсем с другим, гораздо хуже, и вы не отступите, как теперь отступаю я. Правда же?
— А вы все о своем! Ну, и застращал он вас, — фыркнул Миша, продолжая тянуть С. за руку.
Вдруг он остановился и бросил руку писателя:
— Знаете что? У меня идея. К черту пульки!
— Конечно, Миша, конечно, совсем не нужно, — поспешно согласился С.
— Пошли назад, быстро, ну!
Миша круто развернулся и потянул писателя назад.
— Сейчас сделаем проверку огнем более реалистического рода! Беляков, наверное, уже в столовой!
— Нет, нет, Миша, я туда не вернусь… Я на станцию…
— Ладно, идите себе потихоньку. А у ворот подождите меня. Принесу вам вашу книжку. Из зубов вырву и принесу, вот не я буду.
— Не надо, Миша. Вы ведь и сами его боитесь. Вспомните, как вчера, за ужином, когда я просил вас подтвердить…
— То вчера, а то сегодня…
— И ничего ведь это не изменит… Ну, даже и будет у меня книжка, и что…
— Да где же не изменит! — перебил писателя Миша, как обычно, не слушая. — Мне вон что предстоит, а я, по-вашему, даже этого не смогу? Все теперь изменилось. Смогу, теперь смогу! Отличная разминка. Вырву и принесу, — крикнул он, убегая.
С. пошел в сторону станции, думая, что Миши он, скорее всего, больше уже не увидит. Не справиться ему с Беляковым, а признаться будет стыдно.
Писателю, может быть, и грустно было немного от этого, и любопытно, наверное, было бы узнать, добьется ли молодой человек выезда в свой Израиль, который он так забавно назвал «своей родиной», и как он приживется, такой нервозный, изнеженный, не приученный к тяжелой работе, в этой агрессивной стране солдат и пионеров… Но все эти ощущения были подернуты тоскливой пеленой потери и потерянности, и С. стремился домой, домой, в свой безопасный угол, проклиная себя, что его покинул.
