— Угощайся, — приветливо, но как-то натужно, улыбнулась она, и осторожно, одними кончиками ногтей, словно боясь пораниться, придвинула мне нож. Это был огромный кухонный нож, предназначавшийся для резки мяса.
Как часто я потом вспоминал этот эпизод!
Я отрезал небольшой кусочек, съел его, выпил кофе, буркнул "спасибо", и вернулся на свой "дежурный пост".
Хозяйка проследовала в спальню.
Приближалась полночь.
Устав сидеть, я решил размяться и походить по холлу, полагая, что это не только позволит мне коротать время, но и поможет держаться в тонусе.
Двенадцать шагов по диагонали в одном направлении, двенадцать в другом. Прохаживаясь из угла в угол, я не переставал прислушиваться ко всему, что доносилось до моих ушей, а также раз за разом бросать взгляд в окошко, выходящее во двор. Но чего-либо подозрительного пока не наблюдалось.
Через некоторое время меня потянуло в сон. Биологические часы организма были неумолимы. Стремясь прогнать пытавшуюся пленить меня дрему, я занялся активными физическими упражнениями. Стал делать приседания, повороты, наклоны. Но ничего не помогало. Голова становилась все тяжелее и тяжелее, а ноги — все слабее и слабее. В какой-то момент перед моими глазами все поплыло. С трудом добравшись до кресла, я обессилено рухнул…
Проснулся я от чьего-то немилосердного потряхивания за шкирку. Словно кто-то задался целью вытрясти из меня всю душу.
Вокруг было светло. Вначале передо мной все предстало каким-то неясным и расплывчатым. Когда мое зрение, наконец, снова пришло в норму, и вернуло себе способность фокусировать, я увидел Баруздина и Панченко.
— Это еще что такое? — во всю мощь своих легких гаркнул мой шеф. — Я же распорядился дежурить всю ночь!
Я густо покраснел, и, чувствуя себя глубоко виноватым, лишь тупо хлопал глазами, не зная, что сказать в ответ.
Брови Баруздина гневно свелись к переносице.
— Что молчишь?
Он, пристально вглядываясь в пол, обошел вокруг кресла, в котором я сидел, затем приказал мне встать, и принялся меня обыскивать.
— Я не пил, — проговорил я, посчитав, что он ищет спиртное.
— Молчать! — рявкнул мой шеф.
От его дружеского расположения ко мне не осталось и следа. Он смотрел на меня с негодованием. И негодование его, надо признать, было справедливым.
Как же меня угораздило заснуть?
Баруздин тщательно обследовал все имевшиеся у меня карманы. Так ничего в них и не найдя, он недоуменно выпятил губу. Еще раз обведя холл глазами, он сквозь зубы процедил:
