Чем темнее становилось на улице, тем сильнее во мне нарастало беспокойство. Я с удивлением почувствовал, что начинаю бояться ночей. Впрочем, если разобраться, в этом не было ничего удивительного. В последнее время они приносили только неприятности и беды. Как то будет сегодня?
Пока все вокруг окончательно не погрузилось во мрак, я решил тщательно осмотреть дом. Убедившись, что все окна наглухо закрыты, я спустился в холл, запер изнутри входную дверь, уселся в кресло и погрузился в свои мысли.
Перед моими глазами замелькали сцены юности. Школа. Институт. Друзья-приятели. Наверное, это была своеобразная защитная реакция моего сознания на мучившие меня переживания. Ведь юность — это самая счастливая пора. Но приятные воспоминания продолжались недолго. Мною снова завладели ужасные картины прошлой ночи.
Вскрик… Окровавленное тело старухи… Таинственный силуэт…
Кто же, все-таки, мог накануне пробраться в дом? И был ли это, вообще, человек?
Запиликала телефонная трель. Я от неожиданности вздрогнул. Звонил Панченко.
— Ты привел себя в повышенную боевую готовность? — поинтересовался он.
— Привел, — ответил я.
— Как там Катерина?
— Тебе ее позвать?
— Зачем? — засмеялся мой напарник. — Я не сомневаюсь, что у нее есть надежный защитник. Ты соорудил себе охранный пост у ее постели?
— Балабол! — рявкнул я и швырнул трубку, после чего тут же отругал себя за несдержанность, представив, каким довольным хохотом заливается сейчас Панченко.
— Что случилось? — осведомилась появившаяся в холле хозяйка.
— Да так, — отмахнулся я.
— Сослуживцы подковыривают?
— Что-то типа этого.
На лице Катерины, с которого не сходил бледноватый оттенок, отчетливо читалось напряжение. Ее лоб был нахмурен, губы плотно сжаты, а скулы словно свела жесточайшая судорога.
— Не знаю, смогу ли я заснуть после вчерашнего, — пожаловалась она. — Без снотворного, наверняка, не обойдется. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — ответил я. — Ночь, думаю, выдержу.
— Может, кофейку?
— Не откажусь, — кивнул я, и просительно добавил: — Вы бы Радика покормили.
Пропустив последнюю фразу мимо ушей, хозяйка скрылась на кухне.
Я тяжело вздохнул. Мачеха — она и есть мачеха.
Послышался свист вскипевшего на плите чайника.
— Иди сюда! — донеслось до меня.
Я прошел в "трапезную". На столе, источая аппетитный горьковатый аромат, дымилась чашка крепкого "Якобс Монарх". Катерина открыла холодильник и достала торт.
