— Моли бога, чтобы все остались живы.
Мой шеф развернулся и направился к спальне. Мы с Панченко последовали за ним.
Баруздин постучал в дверь.
— Катя, ты в порядке?
Из спальни никто не отозвался.
У меня ёкнуло сердце.
— Катя? — снова постучал мой шеф.
Ни звука.
Я почувствовал, что начинаю бледнеть. Но тут из-за двери донеслось:
— Да?
Я облегченно вздохнул. У меня словно гора свалилась с плеч.
— К тебе можно зайти?
— Заходи.
Баруздин прошел к сестре. Мы с Панченко остались в коридоре.
— Ну, что же ты? — укоризненно произнес мой напарник.
Я виновато развел руками.
— Сам не пойму. Бух, и отключился.
— Вот и будет тебе "бух"! — усмехнулся Панченко. — Шеф за такие вещи не милует. Половины зарплаты как не бывало. Если вообще не уволит.
— Пусть будет, что будет, — обреченно вздохнул я. — Ты то, хоть, не спал?
— Не спал.
— Все было тихо?
— Вроде, тихо.
— Ну, дай бог.
Дверь спальни резко распахнулась.
— Айда, проверим мальца, — бросил вылетевший из нее Баруздин, едва не сбив нас с ног.
Мы взбежали на второй этаж и постучались в "детскую".
— Кто там? — раздалось в ответ.
От меня не укрылось, что в этот момент по лицу моего шефа проскользнула какая-то едва уловимая тень.
— Это мы, — подал голос я. — Пришли тебя проведать. Убедиться, что с тобой все в порядке.
Раздались шаги. Дверь открылась. Перед нами предстал Радик. Он был немного похудевшим, но не казался испуганным. Его глаза смотрели уверенно и дерзко. В них даже светилось какое-то непонятное мне торжество.
— Убедились? — спросил он, и, не дожидаясь ответа, снова захлопнул дверь.
Я перевел взгляд на Баруздина и опешил. Его взгляд выражал такое изумление, словно он никак не ожидал увидеть мальчика живым.
Почувствовав, что на него смотрят, мой шеф натужно расхохотался.
— Резвый парень! — воскликнул он.
— Наследник! — подняв указательный палец, многозначительно произнес Панченко.
— Осмотрим другие помещения, — скомандовал Баруздин.
Кладовка. Кабинет Карпычева. Моя комната. Гостевая…
Заглянув в последнюю дверь, Баруздин застыл на месте, загородив собой весь проем. Когда он, наконец, сдвинулся немного в сторону, моим глазам предстала картина, от которой у меня в жилах застыла кровь.
На стоявшем в комнате диване, заложив ногу на ногу, широко расставив руки по сторонам, и опершись о спинку, неподвижно сидел Митрофан Никитович. Его голова была откинута назад, рот широко открыт, а остекленевшие, устремленные вверх, глаза смотрели куда-то прямо перед собой.
Старик был мертв…
