В этом же сорок пятом году умер Егор Иванович: открылись раны. Председателем сельсовета на его место поставили вернувшегося с войны Степана Сорокина, ее первого ухажера. Степан вернулся с войны партийным — его сразу и выдвинули.
Как-то зашел Степан к Варваре. Она рада была его приходу, поставила на стол выпивку с закуской, сама вместе с ним стопку выпила. Проговорили весь вечер. Степан рассказывал, как воевалось, она — как жилось тут в эти годы. О Мишке поговорили, о его возможной судьбе, если он остался жив. Раньше, до войны, Степан при встречах редко заговаривал с ней о Мишке: хоть и сам к этому времени женился, а все ревновал ее к мужу, да и ей не прощал, что предпочла она ему Мишку. Теперь другой разговор шел — не до старых обид было.
— Ежели он в самом деле попал в плен, — солидно рассуждал Степан, — то все равно вряд ли живым остался. Или сразу расстреливали, если тяжелораненый, или в лагерях уничтожали. А если кто жив остался и его наши освободили, то тоже не каждый сразу домой придет: выяснить надоть, как в плен попал, то да се... Тут ить дело уже политическое, — со значением пояснил он.
Не успокоил Варвару долгий их разговор.
И еще было. Слушала она Степана, смотрела на него — и шевелилась в голове мысль: не променяй она его тогда на Мишку — вот и дождалась бы теперь мужа целого и невредимого. Степану то ли повезло, то ли, как она думала, научился он жить: при медалях пришел и за всю войну без единой царапины. Солидным стал, уверенным и, видать, осторожным. «Теперь всю жизнь в начальниках будет ходить», — невольно думалось ей.
Степан тоже, видать, не забыл старое. К концу разговора, он был уже хорошо выпивши, сказал:
— Вышла б тогда за меня — вот теперь и дождалась бы. А Мишка — он горячий, таких с войны мало вернулось...
Вроде бы и правду сказал, а как-то некстати это у него получилось. Она ничего не ответила. Степан курил, она спокойно смотрела на него. «Нет, милый, — думала, — повторись молодость еще хоть десять раз — и десять раз выбрала б я из вас Мишку...»
— Дальше-то как думаешь жить? — спросил Степан.
— А как мне жить? Живу вот.
— На Мишку, Варь, надежды мало, я... кое-что понимаю. Что ж, весь век одна будешь, без мужика?
— С поста, Степан, еще никто не умер. Да и куда мне, самой-пято́й...
Ничего не ответил ей на это Степан. А она подумала: «Жалеешь вот, спрашиваешь, а ить скажи я слово — все равно от Марии своей и от сына не пойдешь. Да и я не приняла б тебя, голубчик...»
