Ральф догадался, что хихиканье Майкла – это просто нервный тик.
– Я думаю обосноваться в колонии, – поведал он, – жить здесь семь месяцев в году.
– Недалеко от нас есть прекрасный дом, – сказал Майкл. – Его скоро будут продавать.
Только пробыв в колонии два месяца, объездив страну вдоль и поперек, повидав все достопримечательные места и интересных людей, Ральф смог наконец ответить на приглашение Майкла и приехал к ним на ферму.
– Вы сейчас что-нибудь пишете? – спросила его жена Майкла.
– Нет, сейчас я собираю материал.
– Так это будет про колонию?
– Трудно сказать.
Вдохновленный образом Дафны замысел книги уже не казался ему столь заманчивым. Он не мог вообразить читателя, способного воздать должное такой теме, – во всяком случае, здешние его почитатели, когда он узнавал их поближе, для этого не годились.
Майкл возил его на ферму, объявленную к продаже. Ральф сказал, что почти наверняка купит ее.
Ходили к Чакате, Ральф поговорил с ним о Дафне.
– Почему она не осталась в Англии насовсем? – сказал Чаката. – Почему вернулась?
– Наверное, ее тянуло назад, – сказал Майкл и хихикнул.
Чаката заговорил о ревматизме. Он проковылял на веранду и крикнул, чтобы принесли выпить. Гости вышли следом, и Ральф увидел сидящего в углу долговязого старика, что-то бормочущего себе под нос.
Он спросил Чакату:
– Это не мистер Тейс? Дафна рассказывала мне о мистере Тейсе.
– Не удался в этом году маис, – сказал Чаката. – Не жилец я на белом свете.
Майкл отвез Ральфа на кладбище. Жена предупреждала: «Оставь его там ненадолго одного. По-моему, он любил девочку». Майкл уважал деликатную натуру своей жены. Хихикнув, он оставил Ральфа у могилы, объяснив, что у него неотложные дела в деревне и что он вернется за ним.
– Но вы, – сказал Ральф, – ненадолго?
– Нет-нет, – сказал Майкл.
– Тут что-то очень много москитов. У вас бывает малярия?
– Нет-нет.
Он хихикнул и ушел.
Постояв перед камнем с надписью «Дафна дю Туа. 1922–1950», Ральф стал нетерпеливо расхаживать по кладбищу. Его рассеянный взгляд ухватил надпись: «Дональд Клути». Что-то знакомое, но откуда выплыло это имя – он не мог вспомнить. Возможно, его упоминала Дафна.
– У-хо-ди, у-хо-ди.
Птичка сидела как раз за могилой Дафны. Дафна часто ее поминала:
– Она свистит: «У-хо-ди, у-хо-ди».
– И что из этого? – спрашивал он, раздражаясь, потому что иногда он с пронзительной ясностью видел в ней самое Глупость.
Без всякого конкретного повода она то и дело объявляла: «У нас есть птичка, которая свистит: „у-хо-ди“, „у-хо-ди“»; она навязывала ему эту птичку, словно он орнитолог, а не писатель.
