— В том могу тебя поклясться Аллахом. Ты и твой друг получите свободу. А пока ты мой гость. Желаешь остаться на этом судне? Сейчас сюда прибудут мои матросы, и для тебя будет выделена лучшая каюта. Или снова прейдешь на "Меч падишаха"?
— Не я останусь на этом корабле.
— Эй! — Мустафа приказал привести пленных офицеров.
И тех поставили перед ним. Их было трое.
— Кто из вас командует этой посудиной? — спросил он через толмача* (*толмач — переводчик).
— Вон лежит его тело. Это дон Хуан де Гонсало и Вальдес, — ответил не высокий средних лет офицер. — Я хорошо говорю по-турецки и пусть, эфенди не утруждает себя толмачем.
— Кто ты? — спросил Мустафа.
— Штурман фрегата "Санта Мария де ла Виктория" дон Рамон де Нарвега.
— Всех вас сейчас запрут в трюме. У вас будет выбор, либо принять ислам и пойти со мной, либо стать рабами и быть проданными в первом же берберском порту. Подумайте что для вас лучше. Несколько дней у вас есть.
Нарвега поклонился и опустил голову.
— А что у вас вон в той каюте? Что там такое? Золото испанского короля? Почему закрыта?
— Там наш пассажир, эфенди. Некий очень важный господин.
— Что за господин? Кто такой?
— Этого я не могу знать. Про то знал только сам капитан. Но он мертв.
— Хорошо! Увести всех пленных и запереть в трюме! Быстро!
Мустафа с видом повелителя распахнул двери каюты таинственного пассажира фрегата. Он вошел внутрь и думал, как этот человек задрожит при виде его обрызганных кровью врагов боевых доспехов. Такое бывало не единожды.
Но в каюте был совершенно спокойный высокий человек средних лет. Ни один мускул на его лице аскета не дрогнул. Он учтиво склонил голову:
— Привет тебе, эфенди! — произнес он на турецком языке.
— Я капудан-паша османского флота Мустафа. А ты кто такой?
— Я? Тот, кто имеет тамгу великого падишаха полумира, — спокойно ответил незнакомец и протянул Мустафе пергаментный свиток. — Посмотри сюда!
Мустафа пригляделся и похолодел. Под документом стояло: "????????". Это было имя падишаха полумира. А это означало, что лично повелитель османской империи повелевает всякому подданному падишаха соблюдать все, что скажет предъявитель сего!
— Откуда это у господина? — Мустафа побледнел.
— А разве эфенди не должен повиноваться, и ни о чем не спрашивать?
— Да. Прости мое любопытство, эфенди.
— Ты можешь не переживать, почтенный капудан-паша. Я все знаю о тебе. Ты бежал из Стамбула. Разве не так? Но ты, по-прежнему, трепещешь при имени султана.
