И вдруг, в один день за следующим холмом закончился лес. Его срезало словно ножом. Сам этот «нож» лежал рядом. Пашке из-за спин остальных показалось, что это железная стена.
– Тарелка. Железная тарелка – проговорил Рундуков. Он был повыше Пашки, потому видел он больше.
Было ясно, что тарелка здесь недавно. Она стояла на боку, приваленная многовековыми елями.
От нее шел след: несколько деревьев выворотило с корнем, срезало подлесок, где-то выжгло почву. Но где-то посредине поляны оный след сходил на нет.
Все присутствующие словно по безмолвной команде посмотрели на плывущие вверху облака. Взяться здесь этой громаде кроме как с небес было некуда.
– Тут! – постановил Грабе. – Привал – и за работу! Время не ждет.
После обеда есаул распорядился:
– Рубите лес. Будем строиться.
– Чего будувать-то будем? – спросил Бык.
– Наверное, барак… Надо же нам где-то спать. – предположил студент, убивший семью.
– Тебе-то? Да держи карман шире. Под кустом заночуешь – и за то спасибо. А барак-то для господ.
– Баню, – предположил контрабандист. – Всякое дело лучше начинать чистым. По крайней мере, телом.
– Во-во, – откликался кто-то. – Только энто будет церковь. Православному арестанту без церкви невозможно быть.
Но нет, срубив совсем немного деревьев, есаул дал новый приказ: части арестантов приступить к постройке первого человеческого сооружения в этой совершенной глуши. Сие сооружение известно с младых ногтей каждому россиянину, и тем обиднее было, что никто него не угадал. За сим, далее работали молча.
– Не слишком ли рано?.. – спросил Грабе.
– А чего? Усегда сгодится! Пущай знают, что я не шуткую.
Наконец, последняя перекладина легла на место. Посреди поляны возвышалась простая русская шибеница.
– Хороша шибеница, – заметил есаул. Прям любо-дорого смотреть. Надобно обновить. Ваше благородие, дозвольте парочку повесить? Для пущей воспитательности?..
– Нет. Мы не для того их за тридевять земель тащили, чтоб на первой березе повесить. Впрочем, распорядитесь-ка собрать здесь всех…
Звание есаула относилось к восьмому классу табеля о рангах, и его владельца надлежало называть не иначе как «ваше высокоблагородие». Грабе был же просто «его благородием», и от есаульского чина его отделял один класса. Но казак понимал, что этот человек, прибывший издалека, наделен немалой властью, совсем не чета ему, сирому и косолапому, отправленному в этакую глушь натурально доживать до отставки.
За сим, есаул называл Грабе в соответствии со званием. Штабс-капитан предпочитал же обращаться по имени-отчеству.
