Революционная сага - Андрей Михайлович Марченко

Все началось с того, что в семье палача ожидали наследника, а родилась девочка. Не то, чтобы родители были не рады ребенку, просто отцовский топор для нее оказался тяжеловат.

А может быть, дело в том, что один старик на распутье семи дорог подобрал щенка. И не съел его, как было принято в те времена и в тех краях, а пес со временем отплатил старику ровно тем же — пожалел его самого. В нашем мире это не так уж и мало.

Или нет… История завязалась, когда один старый дракон, возможно, последний в этом мире, вроде бы стал страдать цингой и после целое поле оказалось засеянным драконьими зубами. А что вы собственно хотите от дракона? Ведь ему не положено быть вегетарианцем: братья-чудовища просто засмеют. Вот и наслаиваются нездоровый образ жизни, вечная изжога, нервы опять таки.

Насчет нервов дракона можно понять: в те далекие времена, когда они летали над землей, слова «непорочная» и «красавица» не противоречили друг другу. Хотя, что для взрослого дракона полдюжины субтильных девственниц? Так, перекус на один зуб. Даже если свалить рыцаря, разумеется, благородного, то вместе с конем еды будет поболее. Но ты попробуй их из доспехов выковырять!

К слову сказать, некоторые считают: драконы исчезли из-за того, что не стало больше благородных рыцарей и непорочных красавиц. Был нарушен экологический баланс, и драконы натурально вымерли с голодухи.

Впрочем, последнее предположение для нашего повествования не имеет ровно никакого значения. Как и стоматологов, нас интересуют зубы, но не личная жизнь субъекта. По крайней мере, данного субъекта.

А вообще, если смотреть шире, у любой истории обычно имеется более одного начала. Ниточки из разных земель, времен, сходятся, переплетаются, образуя его самый — Клубок Жизни.

Он катится, сталкивается с иными историями, теряет обрывки некоторых нитей, подхватывает совершенно чужие судьбы и имена. Отдельные волокна становятся такими тонкими, что не выдерживают коллизий, зато в самом клубке, будто ниоткуда, рождаются совершенно новые истории.

Но обычно клубок распадается, веревки рвутся на клочки, являя то, что в синематографе любят обозначать пошлейшим словом «Fin».

Как бы история не завершалась, жизнь продолжается. То или иное приключение может закончиться, но никогда не оборвутся все ниточки.

Пройдет время. Месяца, года, может быть столетия. Может — четверть часа…

И кто-то своей рукой, не обязательно сильной, не обязательно умелой, соберет обрывки, добавит нечто свежее, все перепутает, бросит новый клубок и скажет ему: "Катись!"