От нечего делать, вчерашние смертники гадали, куда идет скорый тюремный поезд
– Сахалин японцу отдали, – замечал Ульды. – Раньше там каторга была – приходи, кума любоваться.
– Половина-то осталась. – отвечал Галантерейщик. – Северная.
– Северная – это плохо. Холодно, наверное…
– А я був там, – оживлялся Бык. – Драпав. Там головне – на корабль потрапити…
– Может, куда дальше. На Камчатку там, на Чукотку?..
– А у меня братишку на Камчатку сослали.
– И как там на Камчатке-то?
– Да хрен его знает. Брат оттуда не вернулся. Спондравилось наверное.
К разговору подключался кто-то из темного угла:
– А куда торопятся-то? Я сегодня утром сам видел: на станции «цаплю» нам открыли, а курьерский остался. Нас пропускал. Ой, не кончится это добром.
– О том, что это добром не кончится – надо было при твоем крещении сказать, – отвечал с другой стороны вагона.
– Ты чего там мелешь?
– А че я такого сказал? Я чем тебя лучше? В одном вагоне-то едем!
Спор сходил на нет.
Но вот на какой-то таежной станции вагонные буфера лязгнули в последний раз. Двери вагонов открывались, арестантов высаживали.
На станции их уже ждали: скучали казаки при полном вооружении, дымились кухни. Пахло ухой.
После полутьмы вагонов, солнце слепило глаза. Земля качалась, норовила уйти из-под ног.
– Ну шо, хохол, – спросил Ульды у Быка. – Когда побежишь? После обеда?..
– Да хто ж після обеда бегает? Треба по§сти, трошки утрясти… Подивитися по сторонам. Знову же, у потязі все затекло.
Обед был сытным: ухой кормили хоть и костлявой, но наваристой.
– А че? – сказал кто-то. – Кормят хорошо. Мне тут ндравится. Все одно лучче, чем шибеница.
– У них тут рыбы навалом. Сушеной даже печки топят, вместо лучины жгут.
После ухи налили по чашке какого-то зелья, смутно напоминающего чай, и стали собирать в дорогу.
Для этого заковывали в кандалы попарно. Феде Ульды в напарники достался Галантерейщик, а Быку – какой-то мужичок вида полуинтеллигентного. Пашка думал, что и ему достанется кто-то из вагона, к примеру студент. Но анархиста сковали с парнем, может даже еще более молодым. У того было плохое зрение – на мир он смотрел через стекла пенсне. Наверное, и оно помогало плохо – невольный попутчик все время щурился.
– А позвольте узнать ваше имя? – спросил – Меня вот к примеру, Рундуковым зовут Станиславом. А вас как?
– Пашка… Оспин.
Неожиданно собеседник еще более оживился:
– Оспин? Тот самый?! Анархическая экспроприация?
Пашка кивнул – было дело…
Рундуков схватил его руку и энергично затряс:
