Но у поляка было иное мнение на этот счет. Не дойдя до солдата шагов пять, он остановился.
Предложил:
– Смотри…
Поляк протянул руку так, чтоб она оказалась за ограждением моста. В ней было то, что за долгие дни и вечера поляк выиграл у кандальных обитателей лагеря. Было немного. Платиновый зуб вернуть не удалось, зато имелось четыре зуба золотых, две золотых же монеты, полдюжины жемчужин разного цвета и размера.
– Смотри, солдат… – продолжил Поляк. – Если ты сейчас нас арестуешь, я поверну ладонь, и все это окажется в воде холодной, быстрой… И хер там кто это найдет… Тебя, парень, будет хвалить начальство, ставить в пример. Может, какую смешную премию выпишут. Зато твои друзья по казарме тебя на смех поднимут… Потешаться будут! Нет, ты не станешь миллионером с этой мишуры. Но пару месяцев или даже годик проживешь весело… Ну что, решай: тебе это или реке?
И поляк подкинул это все вверх. Поймал все, за исключением одной жемчужины. Та падал вниз долго, секунд пять, пока не коснулась речной пены и не исчезла навсегда с глаз людских.
Солдат понял намек: думай резвее.
И он принял решение…
– Пахом, милый… Я устала! Я дальше не поеду…
Пахом, который, бывало, голыми руками душил волков, покраснел, словно свекла: еще никто в его жизни не называл его милым.
– Да помилуйте, барыня! До города версты со две! – возмутился Латынин.
– Ну и что, что две! – капризно надула губки Тарабрина. – Да я уже устала в этом седле сидеть! Задницу натерла! Я эти две версты пешком лучше пройду.
Строго говоря, две версты было до дома Тарабриной наискосок, через речушку. Однако чтоб попасть в город кортежу требовалось объехать лесок, потом пересечь реку по узкому мосту, вернуться назад. После – вернуться немного назад, но уже по другому берегу реки.
И очутиться в центре городишки, откуда до дома докторессы было еще с полверсты.
Поэтому Мария Федоровна сообщила:
– Я лучше пешком. Все одно дома буду раньше.
– Да темнеет уже! Волки тут могут быть! Съедят вас, и что я Аркадию Петровичу скажу?..
– Я проведу… – вызвался было Пахом. – Дерко сиветь будя… Бирюк може пасться.
Но докторесса была другого мнения:
– А меня господин подпоручик проводит…
И премило посмотрела на Андрея.
Потом Андрей часто вспоминал этот взгляд. Он являлся ему во снах, страшных и не очень. Думалось: не будь его – все бы сложилось иначе…
А тогда…
…Тогда Андрей чувствовал себя уставшим. Он уже предвкушал, как с дальней дороги вымоется пусть даже в холодной воде и ляжет спать на что-то мягкое и сравнительно ровное.
