— А-а-а, вот оно что-о! — вскочил, вышел за ворота и крикнул в черноту слободки: — Ого-го-го-о-о!
— ФУ-У? дьявол! — шарахнулся прохожий.
На далеком перекрестке городовой свистком просверлил тишину. Федя усмехнулся ему в ответ, переулками прошел на железнодорожное полотно, забормотал ветру речи, отмыкая еще вчера казавшиеся глухими двери, перебирая все, что скрывали они, и размахивал руками.
В эту ночь над его бровями развязался узелок, глаза стали веселыми, а голос твердым и уверенным. Он заговорил на кружке, на заводе сыпал шутками, намеками, выбрал себе псевдоним - Потап - и развернулся.
Заводская молодежь через него глотнула новых слов, песен, бодрости, сгрудилась вокруг него и стала помогать кружкам. На заборах чаще появлялись листки. Из заводской конторы, когда нужно было, исчезали паспорта.
Стены мастерских расцветали едкими надписями. Прохвосты, вроде котельного мастера, получали письма и, читая их, ежились, как в крапиве. Жадные на взятки и угощения получали «посылочки» — ящик, в ящике полупудовый камень, на камне суриком печатными буквами выведено:
«Прибавляй за взятки, за водку, угождай лизоблюдам да вешай на шею груз тяжелее этого и топись, пока не утопили».
Жандармам мерещилось, что это делают умники из конторы и чертежной, те, что любят щеголять синими очками, косоворотками, длинными - под поэта - волосами и дубинками. За ними следили, их обыскивали, запугивали.
В кружках посмеивались, в цехах, когда появлялся длинноволосый, четырехглазый чертежник, залихватски взмывало:
Как у Вани под конторкой
Нашли баночку с касторкой.
Кружковцы бегали к рабочим других заводов и фабрик, к железнодорожникам. Под праздники и в праздники слободка гудела пирушками-собраниями, дутыми именинами, помолвками. И дома и в цехах ребята шушукались, шуршали книжками, по-новому глядели на небо, на землю, на людей…
На свадьбы, в разгар веселья, как снег на голову, обрушивались ораторы с фальшивыми бородами, поздравляли молодых и говорили речи о том, что надо делать для того, чтобы рабочему было хорошо не только за свадебным столом, чтобы радость его не была похожа на дым.
И все - собрания, пирушки, ораторы - охранялось молодыми кружковцами под началом Феди. Сознательные так и называли их — Потапова бригада. Как бы скучая, они бродили по улицам, патрулями стояли на берегу, у рощи, друг через друга предупреждали собрания об опасности, при появлении полиции днем поднимали разбойный свист, ночью пускали ракеты, прятали нужных людей и в обход провожали их в город. В решительные минуты превращались в пьяных уличных озорников, задерживали спешащих на обыск городовых, а сыщиков заставляли плавать в пыли, подсаживали на заборы, приказывали кукурекать оттуда и награждали синяками.
