Доменная печь - Николай Николаевич Ляшко

...На фронте я от рабочего батальона слепцом ходил. Должность такая была у меня. И попал я на эту должность, можно сказать, ни с того, ни с сего. Прижали мы в степном месте белогвардейский полк, стали одолевать его, а к нему подошли подкрепления, артиллерия, и пришлось нам отступать. Белые — за нами да в обход, мы — в степь. Покружили немного, замели следы, перешли речку и стали на ночевку. Пока налаживали разведку да ставили дозоры, вечер наступил. Я под деревцо, устроился там и заснул, как мертвый, — в полночь еле растолкали.

— Вставай, — говорят, — товарищ Коротков: твоя очередь в дозор итти.

Глянул я — ночь, что день: пиши, читай, — все видно. Повели меня к речке.

— Не шуми, — шепчут, — на ту сторону белые пришли.

Стал я в тень и ну хлебом сон отгонять. Ем потихоньку, чтоб за ушами не хрустело, гляжу и слушаю. Сначала тихо было, потом дунул ветер и давай качать да раскачивать деревья. Роща редкая, молодая, ветки шатаются, а из них, как из решета, сеется на меня свет луны. Я так пригнусь, эдак выгнусь, а он все сеется и сеется, будто указать меня хочет. Стал я тень погуще искать и придвинулся к самой воде, под ольху.

Берег бугорочком, речка маленькая, сажени в три. За речкой кусты, низинка. Дождик стал срываться. Пошуршал, покрапал немного — и ша. И ветер затих. Запахло вербой, мятой, и пошли у меня в голове мысли, как мы завтра соединимся со своими, как с двух сторон ударим белых, как они побегут. Перед глазами поплыли родные места, завод, а по мне, из самой воды, шепотком как полоснет:

— Товарищ!

Ну самый заправский человеческий шопот, а меня так и подкинуло, вроде над ухом револьвер разрядили. Выругал я себя за пугливость: подтянулся — и ни гу-гу! Подождал немного, из воды опять:

— Слышь, товарищ...

Я глазами и ушами работаю, из кожи лезу — ничего понять не могу. Прошло с минуту, а голос опять:

— Может, думаешь, с тобой водяной говорит? Дрожи, сейчас из воды полезу на тебя...

Тут не выдержал я.

— Сунься! — шепчу.

В воде хмыкнуло.

— Я тебя давно вижу, — шепчет, — а ты меня не видишь...

Задергалось у меня сердце.

— Да ты кто? — спрашиваю.

— А я, — отзывается, — белый, контра, значит, по-твоему. Не бойсь, я покажусь...

Шушукнуло, и увидел я за речкой, в кусте, человека.

— Вот он я, — шепчет, — гляди.

Стоит, кивает, а какой, не разберешь: тень от козырька лицо застит.

— Видишь? — спрашивает.

— Не слепой, — отвечаю, — только чего ты через речку в разговор со мною пустился? Глаза отводишь?