— Мы с вами договорились?
— Договорились!..
Усмешкой она дала понять, что имеет в виду не договор между ними, а то, что они «договорились» до нелепости и до жути. Но он был в запое, в зашоре. Поцелуи угорячились… Маша высвободила свою руку и поднялась.
— Домой вас отвезут на моей «Волге».
— На «Волге» меня отвезет супруг.
— Ваш супруг? А где он сейчас?
— Возле подъезда. До того устает, что любит вздремнуть в машине.
— Все это время он ждал?
— Все это время.
— Одну вас не отпускает?
— Это я не отпускаю его.
Вечером того же дня Николай Николаевич позвонил домой Парамошину. Вадим Степанович принял телефонную трубку из рук жены с некоторым недоверием. Не розыгрыш ли? Или их отношения с первым заместителем министра Парамошин, почитавший исконно русскую речь, мог уже назвать «дружеством»?
— Слушаю вас, Николай Николаевич. Чем обязан?
— Это я обязан тебе! — Обращение к подчиненному на «ты» считалось признаком предельно доверительной близости. — Она была у меня. И все осознала!
— Полностью осознала?
— Вообще-то чем меньше слов на сложную тему, тем мудрее и осмотрительнее, — поучительно произнес Николай Николаевич. — Я выбрал самые неотразимые аргументы… А в заключение спросил напрямик: «Вы меня поняли?» И она напрямик мне дважды ответила: «Я вас поняла». Не в том смысле, что просто разобралась, а в том, что согласилась, одобрила. Пусть не сразу, пусть через силу…
— Она не бросает слов, как говорится, ни на ветер, ни против ветра, — заверил Вадим Степанович.
Заместитель министра стеснительно помедлил, подышал в трубку.
— А сейчас у меня к тебе, Вадим Степанович, есть личная просьба.
Несомненно, они добрались до вершины взаимного «дружества»! Парамошин кинулся навстречу своему собеседнику.
— Пожалуйста, Николай Николаевич, извольте… Любое ваше задание я буду счастлив…
— Это не задание, а лишь просьба. Но в личном плане имеет для меня большое значение. Даже очень большое! Устрой мне встречу с этой Беспаловой. Не в служебных условиях. Понимаешь? Предложи ей, уговори. В долгу не останусь! — Голос заместителя, утратив вальяжность, зазвучал просительно и даже стал по-юношески терять над собой власть. — Постарайся… Адрес потом сообщу… Скажи, что я хочу с ней объясниться с глазу на глаз. По деловым, конечно, проблемам. Иначе она, боюсь, не придет. Прошу тебя как мужик мужика. — Эти слова, как и «в долгу не останусь», были не из его лексикона. Он подстраивался под Парамошина. Но и вся ситуация была для него чрезвычайной, а потому подминала его под себя. — Тебе все ясно, да?
