Вадиму Степановичу все было ясно. Но это была та единственная просьба, выполнить которую он никакой в мире ценой не мог. Ни ради Николая Николаевича, ни ради кого бы то ни было на земле.
11
Алексей Борисович каждый день довозил жену до больницы на своей «Волге» цвета морской волны. Так этот цвет официально обозначил какой-то торговый деятель, тяготевший к романтике. «Волга» представлялась Маше слишком роскошным кабриолетом на фоне страданий, которыми была до отказа перенаселена больница. И она покидала кабриолет на углу. Прощаясь, Маша просила мужа — «Будь осторожен!», потому что за рулем он вел себя как самонадеянный ас, исключающий аварийные происшествия. А они подкарауливали сбоку, спереди, сзади — и по ночам снились Маше.
— Что поделаешь, я всю жизнь был лихачом, — признавая свою необузданность, говаривал Алексей Борисович. — Профессия сделала меня фаталистом.
— Будь им лишь там, где все зависит от тебя самого, — просила она. — Твое искусство — почти гарантия в хирургической обстановке. Но уличное движение — это движение не только твое: рядом могут крутить баранку идиоты и пьяницы. — Эти крайние предположения она допускала для убедительности. — Считай, что таких большинство: твоя безопасность требует этого. — В детстве она больше всего боялась потерять маму, а теперь — маму и мужа. — Поберегись! Ради меня…
— Ради тебя я готов даже на укрощение своей дерзости. Которая мне необходима профессионально и нравственно: чтобы не быть трусом ни в медицинской хирургии, ни в хирургии моральной. Прости за возвышенное сравнение. Ныне и в людских отношениях надо столько отсекать, ампутировать! Иначе гангрена расползется по всему организму общества… И столько надо реанимировать из утраченных ценностей. В медицине, мне кажется, хирургом быть куда проще.
В разговорах о жизни он часто оперировал врачебными терминами — не так уверенно, как скальпелем, но вполне убежденно.
Тем утром, однако, «Волга» цвета морской волны выглядела бедной родственницей разномастных иномарок, припарковавшихся возле больницы. И погрузивших ее в атмосферу чего-то чужого, запретного.
— Иностранные журналисты, — констатировал Алексей Борисович, взглянув на автомобильные номера. — Что они у вас делают? На какую слетелись сенсацию?
— Парамошин демонстрирует свои очередные открытия в сфере гуманности, — солгала Маша. Она догадалась, чего и у кого станут домогаться корреспонденты, о которых ее предупреждал замминистра.
