— Мальчишкам хорошо… Они воевать могут. А ты сиди и жди…
— Не хватало ещё, чтобы девчонки воевали.
— Женщины же многие воюют…
— Ну и неправильно. Пришли, вон же твой дом?
Мы и правда вошли в станицу. Нас окликнули с поста КПВТ, потом сказали проходить.
— Спасибо тебе… — Дашка остановилась. — С тобой правда не страшно.
И мне с тобой, подумал я, признавшись себе самому, что одному идти через ту рощу было бы жутко. Постоял, поглядел вслед быстро идущей к своему дому Дашке.
И зашагал к школе, где теперь располагался интернат и жила в небольшой комнатке мама.
* * *
Я проснулся уже под утро — как раз когда надо было подниматься на работу. Проснулся от того, что лежу не на соломе и рядом никто не возится.
Я спал на раскладушке. В окно падали самые первые солнечные лучи, и мама спала, сидя за столом.
Как я оказался на раскладушке? Я помнил, что вошёл и что мама — она сидела за столом, вот за этим же, вместе с Тонькой, шили они что-то — заплакала. А дальше…
Мои джинсы и рубашка — вычищенные и зашитые — висели на спинке старого стула. Трусы сушились на открытой половинке окна. Ёлочки зелёные, она меня раздела, уложила… похоже, даже искупала перед этим!
На миг мне стало дико стыдно. Но только на миг. Я сел, прикрываясь простынёй, дотянулся до трусов. Они были ещё влажные. Я натянул их — и увидел, что мама подняла голову.
— Уходишь? — спросила она.
— Пора, — я встал.
Она сидела за столом и молча смотрела, как я одеваюсь. Потом так же молча сунула пластиковый пакет — там были полбуханки хлеба и две банки консервов.
— Не возьму, — отрезал я, — нас хорошо кормят.
Это было правдой. Я положил пакет на стол перед ней. Выпрямился.
— Мам… — начал я. И сказал то, что не говорил уже лет пять, не меньше. — Я люблю тебя, мам.
Дмитрий Ляляев.
ДАЙ ЗНАК!
Предстоящее лето поманит листвой
Коронованных тополей.
Ты вступаешь в жизнь, как в неравный бой,
Становясь в ней сильней и злей.
И порою не знаешь, куда идти:
Со столба указатель снят.
От добра до греха — полшага пути,
Но добра тебе не сулят.
Где знак, что не напрасно надеемся,
Где знак, что будет жребий иной?
Где знак, что мы к добру переменимся
Весной, цветущею весной?
Не покончил с собой и пока не убит,
Не споллитрился от тоски,
Не исчерпан ещё до конца лимит
Прохождений через штыки.
Голос звонок как прежде, а волос рус,
И густа молодая бровь.
Эта грозная дева зовётся Русь,
У неё в поэзии — кровь.
Дай знак, что не напрасно надеемся,
Дай знак, что будет жребий иной!
Дай знак, что мы к добру переменимся
