- У нас в сельской школе тоже была такая классная руководительница, которой было стыдно врать.
Мярт вскинул брови.
- Неужели тебе нравится врать?
- Иногда, изредка, ради красоты. — Я улыбнулась. — Ведь истину надо приукрашать, каждый сапожник пусть делает это по своим колодкам!
- Между прочим, есть старое правило, — заговорил Мярт снова деловито, как лектор, — веди себя с каждым так, как ты хочешь, чтобы вели себя с тобой…
Наш класс железно уважал учительницу английского языка, которая беспощадно требовала от нас правильного произношения и частенько забывала проверить тетради. Иногда она читала в классе стихи на английском языке, в которых мы почти ничего не понимали, но сама учительница розовела от восхищения.
Мы злились на Килу, который даже и не пытался исправить свое произношение, он сказал учительнице, что эту огненно-горячую картофелину ни за что во рту не удержит.
Учитель физики Мутт любил нас поддеть — мол, девочкам нипочем не разобраться в физике. У нас в классе было лишь пять мальчиков, и Мутт имел возможность без конца повторять свою шутку. Но мы на него за это не обижались — кое-кто из девчонок вынужден был признать, что учитель прав, кое-кто успешно доказывал обратное.
Я не могу упрекать учителей за то, что им не всегда удается одинаково любить и свой предмет, и учеников…
Но про Меэритс я частенько думала, что она пришла в школу, чтобы дать выход какой-то подсознательной злобе. Правда, предмет свой она знала отлично, требовала от нас величайшей аккуратности в тетрадях и была в этом педантична, по поводу самой мельчайшей мелочи начинала отчаянно возмущаться: "И когда только вы научитесь делать все как следует? Ну почему я должна тратить свою жизнь на таких нерях? Да знаете ли вы, что мне несколько раз предлагали работу на заводе имени Пеэгельмана? И не какую-нибудь, а высокооплачиваемую должность! Там нужны люди с таким знанием математики, как у меня. А я почему-то гублю свою жизнь тут среди хулиганов и разгильдяев!"
Не знаю, что именно вызывало у Меэритс антипатию ко мне, но это чувство было у нас взаимным. И она не упускала случая, чтобы доказать, будто я и есть корень зла любых нарушений дисциплины в классе. Например, когда мы всем классом прогуляли урок физкультуры, я оказалась единственной, кого Меэритс вызвала "на ковер". В тот раз мы не замышляли ничего плохого, но когда Тауно перед последним уроком вдруг объявил: "Леди и джентльмены! Дверь раздевалки открыта! А в кино дают "Высокого блондина"! И прошу обратить внимание, что, хотя уже осень, погода на дворе необыкновенно теплая!" — все единодушно согласились, даже Вийу не возражала.
