«Вот-вот! Все плоды первородного греха с древа познания, – откликнулся Витас, и косичка его выгнулась, как хвост скорпиона. – Мы отравлены их черной желчью! Вкусили, чтоб на все уже времена только жрать да оценивать сущее, включая Господа. Но какому Творцу понравится, когда тварь Его обсуждает?! Какова бы ни была любовь, а захочется приструнить. На Страшном суде, как думаю, прозвучат все людские суждения за тысячи минувших лет. И солоно всем станет. Знай, что „цена“ – сестра „казни“, а ее бабка „кайна“ – возмездие. Помяни судьбу Каина и покайся, пока не поздно. Опасный корешочек „ка“! Послушай – кара, карцер, каюк, каторга, кандалы, капкан» …
Ему удалось вылепить из слов нечто неподъемное, сродни самой темной основе. В подступивших сумерках Туз ощутил жуткую тяжесть во всем теле, да так и заснул за столом, тоскуя по легковесным, но милым словам вроде «бульбы»…
А ранним утром близ умывальника столкнулся с Витасом, чистившим зубы только что откопанному черепу. «Что было в этой голове? – глядел тревожно, как Скомкуновский, в глазницы, забитые каракалпакской землей, из которой пробивались бледные корешки и опийные всходы. – Вот скорлупа, прикрывавшая космос. Я заглянул в глаза монаха, мне различить хотелось в них преданье прошлого иль миг восстанья умерших из праха. В одном рос мак, в другом – тюльпан! Они как будто бы шептали, и, словно гласные скрижали, они вещали: жизнь обман! То мозг – или лучше дух – монаха говорил соцветьями земных растений. Людей грядущих поколений он древней мудрости учил»… И поцеловал череп в желтый скошенный лоб.
Несмотря на пристрастие к смерти, Витас заботился о здоровье – непрерывно мыл руки, ел только из своей посуды, а пил из серебряного стаканчика, очищавшего воду. Он боялся отравы, которую, по его словам, неизменно подсовывали в Каунасе. Только здесь, в пустыне, где и трава не росла, чувствовал себя сравнительно безопасно. Но все же ежедневно проверял свой стул. Для этой нужды подальше от хорезмийских стен расчистил полянку, где начертил большой квадрат, разделенный на клетки, куда вписал по цифре – от единицы до девятки. Усаживаясь на складной стульчик с дыркой, какал поочередно, начиная с первой, а потом сравнивал, каково было неделю назад, вчера и сегодня.
Все полагали, что он довольно быстро загадит, да чего уж там! – засрет поляну. Даже об заклад бились, как скоро. Но вот что поразительно, – когда в каждой клетке имелось по кучке, а в шести первых по две, то есть ровно через пятнадцать дней, они бесследно исчезали, и квадрат был первозданно чист.
