Дежурный по полиции, с сонным видом, по первому же требованию Дубровского выдал ему ключи от комнаты и услужливо спросил:
— Не требуется ли еще чего-нибудь?
— Нет, нет. Мы ненадолго, — ответил Дубровский. Оставшись в комнате наедине с Михаилом Высочиным, Дубровский разрешил тому сесть. Сам уселся за стол напротив и пытливо заглянул в его глаза. Михаил виновато потупил взор.
— Так вот, Михаил Высочин, сегодня протокола я вести не буду. Для этого у нас впереди много времени. А пока расскажите мне все про вашу партизанскую банду. Все, что вы о ней знаете.
— Никакой банды я знать не знаю. Я честно работаю на шахте.
— А вы не торопитесь с ответом. Подумайте хорошенько. Чистосердечное признание может спасти вам жизнь.
— А мне и думать нечего. Я…
— Постойте, постойте… Поднимите глаза.
Михаил с трудом оторвал взгляд от поверхности стола и посмотрел на Дубровского. В его серых, чуть расширенных глазах чувствовался испуг, но вместе с тем в них сквозила и решимость.
— А откуда у вас листовки со сводками Советского информбюро?
— И про листовки я ничего не знаю.
— Так. И Лидию Смердову вы тоже не знаете?
— Не знаю я никакой Лидии.
— Как же так? А брату вашему про какую Лиду говорили?
Михаил Высочин вновь потупил взор. Потом с трудом выдавил из себя:
— Есть у меня девушка. Лидой зовут. А вы все Лидия да Лидия. Вот я и попутал.
— А какие листовки вы ей давали?
— Не давал я ей ничего. Зачем это мне? У меня мать при Советской власти арестовали. До сих пор не знаю, жива ли, погибла ли. Думал, при новой власти спокойнее будет. А вы и меня туда же. Что я вам сделал?
— Пока ничего особенного, распространяли антигерманские листовки. Но ведь кто-то взорвал водокачку, кто-то поджег маслозавод. Разве не ясно, в Кадиевке действует партизанская банда.
— А при чем тут я? Что, на мне свет клином сошелся?
— Не только вы. Есть еще некто Кононенко. Вы его знаете? При упоминании Кононенко плечи Михаила Высочина как-то сникли. Не поднимая головы, он ответил:
— Нет. Кононенко я тоже не знаю.
— Еще раз прошу вас подумать серьезно о своем положении. Сейчас я с вами спокойно разговариваю. Но у меня есть средство заставить вас говорить правду. Не вынуждайте меня прибегать к крайностям.
— Я говорю правду. Я ничего не знаю про партизан. И никакого Кононенко не знаю.
— Могу напомнить. Он был директором совхоза неподалеку от Кадиевки.
— Я в совхозе не работал. Откуда мне его знать?
— Ну, допустим. А Василия Иванова вы тоже не знали?
