В комнату Вера с Домной влетели. Первая к Лене, вторая сына ощупывать:
— Жив? Нормально?!
— Мам, теть Лена!
— Лен, ты чего?! — трясла ее Вера, глаза от страха с компас. Санина силилась ответить, но что и кому уже не понимала. Рот полон соленым, вязким был. Зажала его и не сдержалась, закашлялась — потекло по ладони красное, густое. Уставилась на бурую жидкость и поняла:
— Осколок… пошел…
Не вовремя — Сережку напугала… глупо все как… — мелькнуло и погасло.
Домна с Верой в вой, крик, заметались. Сережку в другую комнату, мать его на улицу, телефон искать, карету скорой помощи вызывать.
А Лена не видела, не слышала, не понимала — плавала, чувствуя, что легче и легче тело становится. И все мужчину того видела. Улыбался он ей, голову в ее сторону поворачивая, и улыбка у него настолько чудная была, что ничего страшно не было, и ничего уже не надо…
"Черчель бряцает оружием", — прочел в «Правде» Николай и откинул газету. Скверно. В воздухе опять войной запахло.
Дроздов в кабинет с газетой влетел, увидел на столе друга тот же номер и осел на диван:
— Как бы войны опять не было.
Санин затылок потер, лицо закаменело — что тут ответишь Сане?
— Как думаешь?
— Не знаю, Саша. В принципе ожидать следовало. Гнилые у нас союзники — еще в войну ясно было. Сколько они со вторым фронтом тянули?
— Бред какой-то! — дернулся мужчина.
— Бред, ни бред, а сказано ясно, — газету развернул и прочел слова Сталина. — "Наглость Черчелля, его бредовая речь направлены против нас. Не покладая рук мы должны работать на укрепление обороноспособности нашей Родины". Разжевывать надо?
Дроздов головой качнул: без пояснений ясно — все в ружье и ждем нападения.
Тяжело на душе было — неужели война опять?
Всем в те мартовские дни было тревожно. В воздухе ощущалось напряжение, лица что прохожих, что работников были сумрачными, взгляды настороженными. Все ждали беды.
Валя опять принялась сухари копить, а Николай молчал на этот раз. Не был уверен, что не уйдет опять на фронт. Ему воевать, не привыкать, мужик, выдержит, а бабам, девчонкам как? Только ведь что-то проясняться, устанавливаться начала, и вот вам, как удар под дых.
Везде одно обсуждалось — фултоновская речь Черчилля. Ее последствия, ее цели. Возможные действия Советского Союза и товарища Сталина.
Ждали войну и боялись ее.
Статьи в газетах все серьезнее и тревожнее были, накаляя обстановку до предела.
Многие плакали от переживаний. Та же Лидия Степановна — валерианой отпаивать пришлось. Телефонистки и паспортистки шататься вокруг кабинета полковника перестали, в столовой смешков и веселого гомона слышно не было. Дроздов про женский контингент мгновенно забыл. Валюха в слезах, за братом хвостиком ходила, и все как молитву твердила: лишь бы не было войны, лишь бы не было войны.
