Поулине без устали размышляла над тем, что могло приключиться с её старшим братом и почему у него всё идёт наперекосяк, уж не потому ли, что он получил такое не божеское имя? Ну на что это похоже — уехать в Америку, а потом вообще исчезнуть? Август чего-то такое толковал, что Эдеварт в этом году вернётся домой, что он заделался в Мичигане большим человеком и что сам Август отправил ему телеграмму, но всё это ровным счётом ничего не значило, Август всегда врал, и вообще он раб греха.
Как ни странно, но Август не оставлял свою затею с почтой. Из почтовой конторы в Будё пришло известие, что они готовы содействовать. И стало быть, вся затея может закончиться благополучно. А Поулине сам Бог велел лично открыть почту.
Поулине сам Бог велел и поболее того: её лавка сделалась почтовым центром, народ приходил сюда, чтобы обсудить всякие дела, а сама она так навострилась, что стала разбираться теперь во всём. Торговлю она вела превосходно, и после весьма убогого начала дела у неё шли всё лучше и лучше. Случалось, что легкомысленные люди тоже заводили лавки в других местах, желая потягаться с ней, но всё это плохо кончалось, она всех превосходила опытом и состоянием, а потому и доводила конкурентов до разорения.
Из чего не следует, что Поулине жилось так уж хорошо. У неё был приличный доход, она могла позволить себе полакомиться ломтем пирога с изюмом, никто и не спорит. Но вообще-то она целый Божий день стояла за прилавком, старела, а замуж всё не выходила и собственным домом не обзавелась. Так что ж тут такого приятного и интересного?
Нет и нет, завидовать Поулине у людей причин не было. Она не являла собой воплощение милой привлекательности, не была красивой бездельницей. Она только и знала, что хлопотать, решительная, преданная порядку, она трудилась с утра до вечера — одним словом, вела торговлю. Стояла за прилавком и с дурацким проворством продавала свой товар, заворачивая его в красивые пакеты, а её пальцы выучились лихо обвязывать их бечёвкой. Словом, она умела работать. Однако нельзя сказать, чтобы за ней приударяли мужчины. Близких подруг у неё тоже не водилось, она даже к детям не проявляла особого расположения, когда те приходили к ней в лавку, чтобы купить какую-нибудь ерунду за пять эре. И всё же, как ни странно, она питала самые тёплые чувства к своему старшему брату и всё не могла забыть, каким он был добрым во времена её детства.
Поулине понимала, что ведёт себя по-дурацки, изображая из себя знатную даму. Она даже по будням носила белый воротничок и кольцо с жемчугом, но всё это было непросто, да и вообще стремление выглядеть дамой в Поллене, причём выглядеть лучше других, ни с кем не заводить близких отношений, никогда не ходить на Святки танцевать у Каролуса и считать всё это ниже своего достоинства, крайне утомляло. И даже когда у неё в лавке кому-нибудь случалось пошутить, она не позволяла себе посмеяться; если шутка была слишком вольная, она не могла показать, что поняла, о чём речь, пусть даже другие хохотали во весь голос. Парни не всегда держали себя в рамках приличия, но, когда подтрунивали над ней, она вообще пропускала это мимо ушей, только губы поджимала. «Вы чего желаете?» — могла она спросить, чтобы осадить остряка. Вообще, ни один полленский парень не был для неё достаточно хорош, куда им до неё, она умела считать и писать и продавать разные товары, а они только и могли, что ловить рыбу да жевать табак.
