Наверное, сейчас у меня была бы дочь, с которой можно дружить. Которая поддерживала бы меня, а я – ее. Если бы все сложилось как-то иначе.
Луиза повертела в руках еще одну толстую тетрадь, пестро оклеенную картинками из журналов для девочек, и машинально раскрыла ее на середине.
«...Больше всего на свете я хотела бы выйти замуж за короля гоблинов и жить в его волшебном высоком замке», – прочла она запись, сделанную неровным детским почерком, и ощутила, что к горлу подступает горький комок. «...Надеть прекрасное белое платье и танцевать на балу… ничего лучше этого нет на свете...»
Если бы… О, это слово не искупает ничего. Оно лишь заставляет терзаться бессмысленными угрызениями совести. Запоздалыми. Ненужными. Угрызениями совести, которые не в силах ничего изменить.
Река жизни подхватывает нас и несет через пороги, водовороты, стремнины, мимо тихих гаваней, мимо таинственно мерцающих огней, цветущих долин и зеленых холмов. Но как часто не оказывается у нашей лодки ни весел, ни паруса, чтобы пристать к берегу или хотя бы немного сбавить ход. Остается лишь тщетно оборачиваться, провожая взглядом места, которые могли бы послужить пристанищем, с ужасом различая в конце пути несмолкаемый гул водопада.
Если бы… О, вот что остается с нами до самого конца. Горькие сожаления. Бессмысленные угрызения совести.
Луиза прижала к груди потрепанный детский дневник и разрыдалась – так горько и безнадежно, как не плакала уже давно, целую вечность.
Грустные размышления прервали оживленные голоса, доносившиеся с первого этажа. Один из них принадлежал Джеймсу, это ясно. Но второй, высокий мальчишеский дискант, то и дело срывающийся на нижний регистр…
О боже, ведь сын Джеймса должен приехать только завтра! Еще ничего не готово! И комната не до конца убрана!
Луиза поспешно задвинула тяжелые коробки под кровать, авось Майкл туда не заглянет, а потом их можно будет тихонько переправить в кладовую… В крайнем случае.
Вытерев предательски выступившие слезы и горестно шмыгая носом, она подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. Да, кажется, действительно это приехал Майкл. Судя по выразительным звукам, два человека волокут по лестнице что-то тяжелое. И громоздкое.
– Папа, не урони! Раздавишь! Аккуратнее! – умолял звонкий голос.
– Да я осторожно, – успокаивающе гудел Джеймс. – Просто неудобно очень.
– Заноси сюда. Давай… Раз, два…
Три, машинально произнесла про себя Луиза, услышав приглушенное ругательство и звон бьющегося стекла.
