— Для чего же ты покидаешь Русь, разве не дорога она тебе?
— Англия зовет меня. Как одетая в лохмотья мать вправе призвать сына, даже обласканного блистательной королевой. И он придет, потому, что он — дитя этой нищенки, а не дитя королевы. Англия зовет меня, rex Влэдимэр!
— Стало быть — делать нечего. Но ты примешь от меня дружину?
— Нет. Пойми меня правильно, rex! Ты — вправе знаться с ведовской силой, я — нет.
— Как же хочешь ты ехать?!
— Один. В Англии я отыщу в их имениях уцелевших приверженцев Эдмунда Айронсайда… Драгоценности, которые удалось вместе со мной, младенцем, вывезти в Руссию, помогут нам…
— Не в одном месте может порваться тонкая нить, Эдвард Эдмундич. Ты можешь быть убитым грабителями по дороге… Ты можешь не найти отцовских вассалов живыми… Да и что удастся тебе?! О, если бы я мог поехать с тобою!
— Твое место здесь, rex.
— О, да, Эдвард Эдмундич… Снова шевелится Степь… Знаешь, — не стол для князя, князь для стола… Когда намерен ты ехать?
— Я приказал начать готовиться в дорогу завтра…
Некоторое время мы стояли еще молча рядом на стене, над вечерним городом… Отчаянный грай грачей стоял в черных кронах деревьев. Алел западный край неба. Взметались, хлопая на ветру, белый мой плащ и сине-зеленый плащ Эдварда.
Через три дня настал день расставания. Я понял, что день этот пришел, когда, пробудившись на рассвете, золотыми лучами пробивающемся в горницу, распахнул окно: набирая высоту, мимо окна моего пролетел белый голубь. Я успел еще заметить на нем малиновый мешочек… Голубь уносил последнее письмо Эдварда Айронсайда к Ярославне.
…Заполнена народом была в этот день пристань на берегу Роси. По сходням широкого в бортах, украшенного на носу дубовым единорогом судна сновали туда-сюда гребцы и купцы, следящие за укладкой своих товаров… Ветер, казалось в нетерпении, рвал уже синий парус…
— Вряд ли свидимся еще, Эдвард Эдмундич! — в последний раз обнимая возлюбленного друга моего, ощутил я хрупкие его плечи под зеленым аксамитом плаща…
— Numquam te videbo, — как всегда в волнении Эдвард сбивался на латынь, — прощай!»
— Прощай, пошли тебе Господь удачи…
— Прощай! — тонкий и легкий, Эдвард взбежал на сходни последним: помедлив немного, поклонился в сторону вздымающегося городского холма поясным русским поклоном… Сходни убрали. Борт корабля плавно пошел от берега…
— Прощай, rex! — звонко крикнул Эдвард. — Прощай аah!
Я не знал, что значит это слово, слово родного языка Эдварда. Но не понять его значения я не мог.
