Домой он дошел пешком. У подъезда стояла милицейская машина, водитель то ли дремал, то ли размышлял о чем-то, опустив голову на рулевое колесо, а где были те, кого он привез?
Терехов не стал вызывать лифт, поднялся на третий этаж, ожидая увидеть у своей двери представителей власти. На лестничной площадке никого не было, правда, в темноте (лампочка несколько дней назад перегорела, а новую не вставили) что-то разглядеть было трудно. Показалось, что на фоне окна мелькнула тень, но это была, конечно, игра воображения. Он повернул ключ, вошел в прихожую и затылком ощутил, что кто-то вошел следом. Спина мгновенно похолодела, пальцы задрожали, почему-то Терехов боялся повернуться, нащупал выключатель, свет вспыхнул неярко, как-то даже расслабленно, будто его размазали по стенам, растерли, и голос показался тоже размазанным и растертым, что-то странное творилось у Терехова со слухом и зрением.
— Вы позволите? — спросила Жанна Романовна. Впрочем, на самом деле это был, конечно, не вопрос, а требование, которому Терехов не мог не подчиниться.
Синицына успела переодеться — сейчас на ней был темно-синий махровый свитер и такого же цвета брюки, она стала похожа на юношу, какого-то голливудского персонажа, Терехов даже мог бы вспомнить на кого именно, если бы хоть на секунду был способен расслабить мысленное напряжение. Ему показалось, что у Синицыной в руке пистолет — что-то темное, тяжелое, — он отпрянул, едва не опрокинул вешалку и, вглядевшись, понял, что женщина держала сумочку.
— Чего вы от меня хотите? — воскликнул Терехов.
— Правды, — сказала Жанна Романовна.
Пришла нелепая мысль: если Маргарита решит мириться и явится к нему, как это не раз бывало, то присутствие здесь чужой женщины будет выглядеть совсем неприлично.
Синицына прошла в гостиную, нащупала выключатель и, когда вспыхнула люстра, села именно туда, куда Терехов не стал бы ее сажать — в угол дивана, самое темное место в комнате.
— Почему вы меня преследуете? — спросил он, оставаясь у двери и всем видом показывая, что не намерен вести долгие разговоры и, тем более, оказывать незваной гостье знаки внимания.
— Я думала, что хорошо его знала, — тихо сказала Жанна Романовна из полумрака, — а оказалось… Вы ничего в романе не дописывали, верно? Только взяли диск и передали в издательство?
Терехов молчал, он не очень понимал, отчего Синицына заговорила о романе, а не об авторе.
— Странный у нас был брак, — медленно произнесла Жанна Романовна, будто не с Тереховым разговаривала, а сама с собой. — Мы познакомились с Эдиком… да, в восемьдесят пятом, как раз началась перестройка. В нашей жизни тоже… Я окончила школу, водила компанию со студентами, собиралась учиться дальше, только не знала — чему. И зачем. Родители говорили: «Жанна, без высшего образования человек неполноценный». А мне было достаточно школы… Он меня учил. Всему. Мне не нужны оказались вузы — Эдик знал столько, что хватило бы на десять профессоров и сто доцентов.
