Задумавшись над необычной позицией Тетки, – неожиданность для меня большая, чем содержимое ларя, в котором оказались всего лишь отсыревшие бумаги, – я даже внимания не обратил на эту ее странную фразу. В наряде бачевской барыни бросалась в глаза неуместная для такого случая торжественность. Лишь позже, уже зная причины редкостного скряжничества владелицы Охотничьего Домика, я, припомнив зтот разговор, понял, каково было истинное назначение ее тогдашнего наряда.
Тетка была одета точно так же, как после окончания следствия, когда нам наконец разрешили похоронить тело ее застреленного брата. Украшенное старинными кружевами платье должно было напомнить теперь мнимым посланцам «освободительных организаций», что бачевская барыня поняла истинные причины трагедии, постигшей ее семью. Когда я думаю сейчас, сколько же лет потребовалось Тетке, чтобы таким вот способом защититься от неотступно преследовавшей ее мысли, что и она ответственна за смерть любимого брата, последнее ее решение не кажется мне простой случайностью. Ночная встреча с посланцами воображаемой подпольной организации, которая любому из нас доставила бы лишь неприятные переживания, для Старой Барыни, пожалуй, равноценна была вторичной смерти брата.
«К каждому из нас приходит час, когда почва уходит из-под ног», – так патетически воскликнул ксендз в своей проповеди у открывшегося в последний раз склепа Бачевских. Ксендз так и остался непримиримо суровым к умершей помещице.
Проповедь эта, нашпигованная цитатами из Библии, – старый священник, видимо, в последний раз демонстрировал свое красноречие, – неожиданно, уж очень она была туманна, произвела впечатление. Смотревший в глубь склепа ксендз, казалось, знал всю подноготную этой женщины, ожидавшей сейчас погребения в освященную землю. Шептались, что, если б не обязывающая его тайна исповеди, власти вряд ли так равнодушно восприняли бы смерть бачевской помещицы и ее загадочное, лишь начатое и неведомо кому адресованное письмо; ведь власти «в конечном счете отвечают за то, что тут творится». Теперь только все стали задумываться, что же в самом деле хранилось в столь демонстративно выкопанном сундуке.
То, что Тетка открыто решилась выкопать сокровища, предполагало всякого рода сенсации. К моим словам, что в добытом из земли «так нагло, как только бачевская помещица умела», сундуке не было ничего, кроме пачки отсыревших дубликатов некогда подписанных Молодым Помещиком «дарственных», относились в основном презрительно. Даже те, кто готов был поверить в правдивость моих показаний, тут же давали мне понять, что Тетка попросту подшутила надо мною, как, впрочем, не раз это делала. Я ведь не принадлежал к людям, достойным быть допущенным к великим тайнам владелицы Охотничьего Домика, вот Тетка и сообщила мне – как доверенному слуге – лишь о мнимом содержании ларя. А правду о нем знал только священник. Я же был использован, в лучшем случае, как помощник в задуманной ею с целью обмана поездке в город.
