Розовски позвонил сначала по одному номеру, потом по другому. Его предположения подтвердились. Тогда он позвонил к себе в управление.
И «покупатель», и «продавец» оказались одним и тем же лицом, неким Марком Копштейном, бывшим жителем Киева. Он уже не первый раз проделывал эту операцию. Давал объявление о наличии дешевого товара и объявление о готовности приобрести его, потом сообщал, в качестве «продавца», что, к сожалению, не может поставить товар, и, в качестве «покупателя» брал с простаков, попавшихся на удочку, некую компенсацию за издержки от несостоявшейся сделки. Судя по его цветущему виду, число бывших сограждан, не желающих отказаться от мысли разбогатеть ни за что, увеличивалось пропорционально росту алии.
— Согласись, я вел себя вполне порядочно, — сказал он полицейскому следователю. — Оба объявления — и о продаже, и о покупке — я давал на одной и той же странице газеты. Любой мало-мальски думающий человек обратил бы на это внимание и не стал бы звонить. Но мне попадались одни идиоты. Я даже не думал, что Горбачев выпустит в Израиль такое количество идиотов…
— А почему именно эфирные масла? — поинтересовался присутствовавший на допросе Розовски.
— Приятный запах, — мечтательно зажмурившись, сказал Копштейн. — Оч-чень приятный.
После чего отправился в суд, а потом — в тюрьму.
Правда, Баренбойм, все-таки, кое чему научился. Но главное — именно после этого случая Розовски окончательно утвердился в намерении открыть частное сыскное агентство.
И первых клиентов ему привел все тот же Баренбойм.
Вообще, реклама, которую ему создал сосед (теперь уже — бывший) намного превосходила ту, что иногда появлялась в газетах. А у самого Владимира дела постепенно пошли в гору. Видимо, какие-то задатки бизнесмена у него, все-таки, имелись.
— Ты, случайно, не домой? — спросил Баренбойм. — Мне в ту же сторону, могу подвезти.
Проблемы выбора больше не существовало.
— Домой, — сказал Розовски. Баренбойм распахнул дверцу. — Прошу!
Некоторое время ехали молча. Баренбойм включил магнитофон. Из стереоколонок, укрепленных в глубине салона, послышалось:
На другом конце стола —
Тот, с которым я была,
Тот, с которым провела
Лучшие года, лучшие года…
Женский голос с легкой хрипотцой выводил нехитрую мелодию с нехитрыми словами, от которых Натаниэль, почему-то немного разомлел. Баренбойм заметил это, улыбнулся:
— Нравится? Люба Успенская, слышал?
— Слышал.
— Жила в Америке, пела на Брайтоне, сейчас, в основном, в Москве.
