– Теперь уже в море, – сказал старший механик.
Архангельск остался далеко за кормой.
– Смотри, Илько, наша Соломбала! – крикнул я. – Вот Мосеев остров, а вон флотский полуэкипаж. А это что за хибарка на берегу?
– Это не хибарка, – сказал Матвеев смеясь. – Не узнал? Это же кинотеатр.
Неужели это «Марс»? Каким он издали кажется маленьким и смешным! Эх, ребята наши не знают, что мы в море пошли. Костя Чижов только знает, мы ему говорили. Но он на своем пароходе, на «Канине». Тоже готовится в рейс…
– А отсюда нашей улицы не видно.
– А ты заберись на мачту, тогда увидишь.
– Нет, не увидеть. Далеко, и домов много…
Мне казалось, что вся Соломбала приветствует нас и желает нам счастливого плавания. До свиданья, мама. До свиданья, дедушка Максимыч! Счастливо плавать, Костя! Счастливо оставаться, наша родная Соломбала!.
«Октябрь», выпустив струю пара, резко затрубил. Впереди тоже послышался свисток. Навстречу нам шел огромный морской пароход-лесовоз.
Лесовоз шел без груза. Подобно могучей скале, возвышался его корпус над водой. Было видно, как крутится под кормой у руля большой винт. Лопасти винта, оголяясь, разбрасывали по сторонам пену и брызги.
– Из дальнего возвращается, – заметил я солидно и со знанием дела. – Из-за границы…
«Октябрь» долго шел судоходным рукавом Северной Двины – Маймаксой. На берегах Маймаксы стояли лесопильные заводы, тянулись лесные биржи. Кое-где от заводов остались лишь высокие кирпичные трубы. Заводы были сожжены интервентами.
Но вот река расширилась, и уже стал виден морской простор. Вскоре «Октябрь» вышел в Белое море.
Длинный низкий остров с одинокой башней маяка разлегся в море, недалеко от устья Северной Двины.
– Мудьюг, – сказал кто-то из команды.
Так вот он какой, этот остров смерти. Здесь были в заключении отец Кости – котельщик судоремонтных мастерских большевик Чижов – и отец Оли – капитан Лукин.
И я вспомнил недавние страшные дни арестов, расстрелов, издевательств – палаческие дни кровавых американских и английских захватчиков.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В ПЕРВОМ РЕЙСЕ
Я проснулся с необычным чувством. Какая-то непонятная сила поднимала меня вместе с постелью и подушкой. Вдруг эта сила словно пропала, и я стал медленно опускаться. Откуда-то доносился глухой и тоже непонятный шум.
Открыв глаза, я увидел большой медный чайник, раскачивающийся над столом, словно маятник. Чайник висел на крючке.
Иллюминаторы были закрыты и крепко завинчены ушастыми гайками-барашками. В толстые стекла то и дело била волна.
