Генриетта отвернулась от мадам де Суассон, но та коснулась ее рукой.
— Простите меня, мадам. Видите ли, я любила короля… потом де Варда… Мне сразу нужно было рассказать вам о планах де Варда погубить вас и де Гиша.
Генриетта повернулась к больной женщине.
— По крайней мере, вы рассказали сейчас. Этого вполне достаточно.
— Так значит, мадам, я прощена? Генриетта кивнула и поспешила уйти. Нужно как можно скорее увидеть Людовика! Между ними не должно быть и тени сомнения!
Но прежде чем это произошло, у нее родился ребенок. На этот раз мальчик.
Лежа в постели с ребенком на руках, она ощутила, что в какой-то степени имеет в его лице возмещение за все перенесенные мучения.
У Филиппа словно крылья выросли. Король прислал поздравления и обещал мальчугану пенсию в 50 000 крон. Анна Австрийская также объявила, что удовлетворена рождением ребенка, и это понятно: дофин постоянно болел, а его сестра недавно умерла. Генриетта-Мария написала, что не в силах выразить свою радость. Чарлз, серьезно простудившись после того, как в жаркую погоду снял куртку и парик, смог написать лишь через несколько дней и тоже сообщил о своем ликовании по случаю рождения племянника.
Ей страстно хотелось ответить ему, написать, что она попала в немилость королю и страшно страдает из-за этого, но потом она усомнилась. Поймет ли ее Чарлз? Не покажутся ли ему глупостью подобные переживания? Сам он любил легко и без проблем, да не одну женщину, а сразу многих. Кто знает, может, такой подход к жизни — лишнее свидетельство его житейской мудрости?
Лишь какое-то время спустя, поднявшись с постели после родов, она добилась желанной аудиенции у Людовика.
— Мне нужно, — твердо сказала она, — поговорить с вашим величеством наедине.
Людовик склонил голову в знак согласия, и сердце ее замерло: такими холодными были его глаза.
Едва они остались одни, Генриетта воскликнула:
— Людовик, возникло страшное недоразумение, и нам нужно все выяснить! Он бесстрастно ждал. Она торопливо продолжила:
— Это ложь от начала и до конца, будто мы с братом составили заговор против тебя.
Он не ответил, и она умоляюще продолжила:
— Людовик, неужели ты способен поверить в такое?
— В твою влюбленность в брата — да.
— А что в этом преступного?
— Она слишком бросается в глаза.
— И что?
— Братьям и сестрам следует питать определенное уважение друг к другу, но твоя любовь к королю Англии выходит за всякие рамки.
— Что в этом плохого, даже если это так?
— Я без всякой задней мысли беседовал с тобой о важнейших вопросах государственной жизни… о государственных секретах, потому что ценил твой острый ум. Я не мог подумать даже, что ты способна на такое предательство: посвящать в наши разговоры короля другой страны, пусть даже этот король — твой брат.
