Избранницы короля - Джин Плейди

Любое повествование, относящееся к периоду английской Реставрации, будет неминуемо воссоздавать характернейшую черту того времени - распущенность нравов. Думается поэтому, приступая к описанию середины жизненного пути Карла Второго, начиная с восхождения его на престол, нелишне напомнить читателям, что с возвращением короля Англия вырвалась наконец из жестких тисков пуританского правления. Так, в течение нескольких лет в стране строго пресекалась травля быков собаками, притом не по причине гуманного отношения к животным, а единственно потому, что подобные увеселения доставляли удовольствие зрителям; а удовольствие и порок, по мнению пуритан, суть одно. Таверны по всей стране были закрыты, традиционные майские и рождественские праздники - в том числе и рождественские богослужения — отменены, театры разгромлены; всякого уличенного в лицедействе привязывали к позорной телеге и, провозя по улицам и площадям, секли принародно. Не удивительно, что с изгнанием пуритан последовали резкие перемены, и почуявшее свободу население немедленно ударилось в противоположную крайность. Без понимания этого невозможно представить сколько-нибудь достоверную картину Англии периода Реставрации.

Возможно, некоторым выведенный мною портрет Карла покажется излишне приукрашенным. Однако я все же полагаю, что слабости Карла, равно как и его современников, извинительны: ведь в его личной судьбе происходили перемены не менее кардинальные, чем в судьбе его народа. За годы изгнания он сделался законченным циником и преисполнился решимости «никогда более не пускаться в дальние странствия». К тому же он был внуком Генриха Четвертого, величайшего из всех французских королей, и, естественно, почитал своего деда за образец для подражания. Генрих объединил снедаемую распрями Францию и положил конец религиозным войнам в стране, заявив, что «от хорошей мессы Парижу хуже не станет». При этом, однако, он отличался полнейшим равнодушием к религиозной морали, имел больше любовниц, чем любой из королей Франции до и после него (включая даже скандально известного Франциска Первого), и ценил свои амурные победы превыше ратных.

Нельзя не признать, что на долю его внука выпал менее счастливый век: великая чума и великий пожар подорвали благосостояние страны, которая к тому же вела изматывающую войну. Многим, вероятно, казалось, что в лихую для страны годину король ничего не желает знать, кроме своих фавориток. В действительности, однако, это было не так. Просто в годы вынужденных скитаний, когда на него обрушивались все новые и новые невзгоды, Карл научился скрывать свои истинные чувства под маской равнодушия и проявлял их лишь в редкие моменты — как, например, во время пожара, когда он наравне со всеми передавал по цепочке ведра. Стоя по щиколотку в воде, он руководил тушением огня и одновременно успевал шуткой подбодрить растерянных горожан. В столице долго потом говорили, что только благодаря Карлу и его младшему брату от Лондона что-то еще осталось.