— Здоров ли? А что, если не здоров, вы меня не убьете? — съязвил Друз.
Руки медика тем временем ловко распаковывали автоматические шприцы, одни пустые, другие наполненные голубоватой жидкостью.
— Мне плевать на ваши правила, — заявил Друз. — Спустите мои таблетки в латрины.
Один из парней попытался ухватить его за руку, но поймал пустоту. Колченогий стул неожиданно боднул охранника в бок, потом парень почему-то очутился на полу, и ножка стула треснула его по ребрам. Второй выхватил парализатор. Но рука с оружием подскочила вверх, а сам он впечатался всем корпусом в стену и медленно стал по стене стекать. Друз опрокинул все пузырьки и составы, принесенные медиком, но до самого эскулапа добраться не успел. Взвыла сирена тревоги. Еще двое ворвались в камеру. Один принялся с ходу стрелять, луч парализатора угодил арестанту в грудь. Лациец всхлипнул, сделал шаг и повалился на лежащего на полу охранника. Арестанта ухватили за руки. Сознания Друз не потерял, но не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. Лишь судороги сводили тело.
— Держите его! — приказал медик. — Я должен взять кровь… Крепче!
— Он еще дергается, волчара! — прохрипел охранник.
— Ну, вот и все… Можете отпускать, — удовлетворенно проговорил медик.
— Что с ним делать?
— Пусть валяется, — брезгливо буркнул врач. — На холодном полу быстрее придет в себя.
Охранники увели своих менее удачливых собратьев. Хлопнула дверь.
Друз лежал неподвижно. Он не знал, может уже двигаться, или нет.
«Кровь взяли, чтобы сохранить генетический код после того, как меня казнят», — он догадался об этом почти сразу.
Но как же так! Ведь суда еще не было! Или… Его казнят без суда? Мысль, что его казнят без приговора, подействовала сильнее, чем разряд парализатора. С самого начала было ясно, что суд творят скорый и неправый, но все же это выглядело подобием суда и видимостью закона. Мишура. Как-то понятная римскому разуму. Но вот так, в подвале, тайком… В этом было что-то поистине чудовищное.
Друз наконец поднялся, лег на кровать и свернулся клубком. Еще час назад он не сомневался, что суд состоится и ему дадут последнее слово. В зал непременно явятся лацийцы — его дядя, Лери, Корвин, трибун Флакк. Друз скажет последнее слово… он уже приготовил речь, выучил ее наизусть… И вдруг — ничего. Его закопали живьем. Он больше не увидит Лери… Не сможет сказать ей, что он… Друз почувствовал, как к горлу подкатывает комок.
«Держись, Друз, держись… Пока человек жив, он должен надеяться».
