Припади к земле | страница 75
- Ты, говорят, опять буянил? – дружелюбно усмехнулся он. – Это, брат, никуда не годится. Всех подследственных у меня перекалечишь.
- Невелика утрата.
- Ну-ну, я где-то должен себе на хлеб зарабатывать?
- Хлеб зарабатывают на поле.
- Верно. А кто хлеборобу покой обеспечивает?
- Мне твоего покоя не надо. Как-нибудь со своим беспокойством проживу.
- Крепко обозлился! Ну, а если бы ты и впрямь оказался преступником – тогда как? Понимать надо! У меня работа такая, что должен сомневаться.
- Можно до того досомневаться, что сам себе верить перестанешь.
- Это ты перегнул, – сказал следователь и перестал улыбаться. – Прошихина сильно стукнул?
- Вроде бы нет.
- Да как же не сильно, если он без сознания лежал!
- Так вышло.
- Надо осторожнее. Видишь, обиделся мужик и наговорил лишнего.
- Уж не за то ли, что я его отпустил?
- Может, и за то. Подпиши протокол.
Гордей подписал и лишь после этого вспомнил, что накануне сказался неграмотным.
- Быстро писать выучился! – рассмеялся следователь. – Собирайся!
- Куда? – встревожился Ямин. Ему показалось, что уж теперь- то всё потеряно.
- В твои края поедем.
- Вдруг убегу? Не боишься?
- Далеко ли?
Верно, дальше Заярья Ямин не убежит. Опутало оно своими корнями на веки вечные.
Уселись в пестерь, набитый соломой. Следователь неумело, по- бабьи, держал вожжи. Буланая лошадёнка трусила неспешно.
- Ишь ты! Вот я её! – следователь, должно быть, подслушал это у проезжего колхозника: видно, что править лошадьми ему не приходилось.
Ехали долго.
Но теперь и ехалось и говорилось легко и свободно: на воле. Ямин оттаял и выкладывал всё, что у него накопилось в душе. А накопилось немало. Хватило на все двадцать километров.
Распломбировав дверь, следователь усмешливо предложил:
- Ну, давай, оправдывайся!
- Это ты передо мной оправдывайся! Моя совесть чиста...
- Ты на совесть не дави! Когда речь идёт о совершённом преступлении, я не имею права поддаваться чувствам.
- Чего жилы тянешь? Знаешь ведь – не виноват я... Да ежели я и убил бы Илюху, дак он того заслужил...
- Но ведь ты не убивал? – неуверенно улыбнулся следователь.
- Он мне столь напакостил, что можно и убить...
- Но всё-таки не убивал?
- Сам он от стыда повесился, я так считаю. Бабёнка померла. Остался он один и семеро по лавкам. Я ему в ту ночь хлеба посулил. А он у меня в голодный год скирду сжёг. И после охальничал. Ну, видать, совесть-то и заговорила... Вот и кончился Илюха... Жизнь-то не всякому под силу. Ты с годок побудь в нашей шкуре – не возрадуешься. А наш год – вся жизнь. Ждём, когда послабление выйдет... Выйдет, как думаешь?