Как и обычно, Рити и нынче слишком поторопила их и рано погнала в дорогу. Берег был почти пуст. Только за оградой рыбацкого стана в кустах можжевельника стояли две телеги, в которых дремали на пивных бочках и жбанах кярлаские торговцы, поджидавшие рыбаков с уловом. Рыбаки еще в море, их домашним и односельчанам до возвращения лодок нечего было здесь делать.
Для просушки сетей повыше причалов расчищена от камней, кочек и кустов можжевельника четырехугольная площадка, отгороженная сараями для хранения сетей и каменной оградой. Йоосеп через калитку провел сюда Каарли и вдоль длинного ряда жердей, на которых сушились сети, подвел к стоявшему выше других сараю кюласооского Матиса. Отсюда Йоосеп мог широко охватить взглядом море - сарай укрывал их от ветра, - а главное, здесь они со своими корзинами не будут вертеться у других под ногами, и нечего бояться, что их прогонят отсюда. Они сложили корзины на ограду, чтобы те издалека бросались каждому в глаза. Каарли присел на ступеньку сарая, а Йоосеп, освободившись на время от обязанностей поводыри, бегом бросился вниз к морю, где парнишке его возраста хватало дел: и поглазеть на лодки, и пошвырять камнями в чаек, запуская плоские голыши так, чтобы они неслись, подпрыгивая на упругой волне. Больше всего, однако, не давал ему покоя вопрос, не вьет ли какая-нибудь морская птица гнездо в кустарнике Питканина. Он долго следил взглядом за парой морских ласточек, которые уж больно подозрительно кружились над узкой, вдававшейся далеко в море косой.
А слепой Каарли, усевшись поудобнее на пороге сарая, вытянул свои длинные костлявые ревматические ноги, на которых изношенные портки болтались, как полупустые мешки, и стал шарить в карманах кисет и трубку. Руки, дьяволы, дрожали, а ветер - хоть и за сараем - то и дело гасил огонь, так что Каарли пришлось изрядно помучиться с огнивом, прежде чем задымила трубка.
Лошадь одного из кярласких торговцев пофыркивала в кустарнике за оградой. «Чертовы кярласцы! - сплюнул Каарли. - Надо же было именно сегодня утром притащиться им сюда со своим пивом и булками!» Если поймают мало рыбы, то может случиться, что ему доведется тащить свои корзины обратно таким же манером, как он их сюда доставил, - какую песню запоет тогда Рити! Порывы ветра со свистом обрушивались из-за угла сарая, и Каарли плотнее запахнул полы старого, прохудившегося полушубка. Собираясь на берег, он хотел надеть свою воскресную шубенку - не ради щегольства, а чтоб согреть старые кости, - да разве Рити позволит! Сразу раскричалась: «Во что же я тебя в праздник одену, если ты последнюю одежонку станешь рыбой пачкать?!» Послушать Рити, так можно подумать, будто она и кормила его, и одевала. Как бы не так! Три рубля пенсии в месяц - это верные денежки (только ради них Рити и поволокла его к алтарю!), да за деревянные поварешки, можжевеловые ложки, корзины и за все прочее, что мастерит он своими руками, нет-нет да и набежит кое-что. Ох-хо! Ну и штучка ж эта Рити! А ведь и она не без денег. Ему, Каарли, она говорит только о тех десяти рублях, что собраны ею на гробы и похороны им обоим, уж эти деньги она ни за что не истратит. А несколько десятков рублей у нее, конечно, припрятано! Каарли уже пытался потихоньку искать да шарить, но тяжело слепому найти то, что спрятала зрячая, тем более, что поиски приходится совершать с опаской, тайком.
