- Церковная земля! «Вослюбленная душа» сам поет с кафедры, что земля создана богом. Если бы сам господь бог спустил тебя, Антс, с края облака на канате потребовать аренду за эту каменную глыбу - был бы другой разговор! С Гиргенсоном у нас нет никакого дела! - вслух рассуждал лоонаский Лаэс, гремя на весь берег.
- Я-то ничего не знаю, передаю, что велели. А может, пастор хотел, чтобы прежде у него разрешения испросили, - пытался Антс унять страсти своей незлобивой речью.
- Какое тут разрешение?! Добро бы еще здесь росла хоть одна травинка, которую могли бы сожрать быки. Но на этой поднявшейся из моря голой известковой глыбе, на этом щебне впору только чайке сидеть. С дедовских времен здесь строили корабли. Старому Хольману выстроили здесь все его суда, и не слышно было, чтобы кто-нибудь ходил за разрешением в пасторат, - возмутился даже кийратсиский Михкель, известный тем, что старался «по-хорошему» (то есть хитростью) ладить и с барином, и с церковной мызой.
А лайакивиский Кусти, кокиский Длинный Виллем, лауласмаский Виллем, голосистый лоонаский Лаэс и многие другие так распалились, что кучер Антс поторопился убраться, пока шкура цела.
Однако какими крепкими словами ни ругали Гиргенсона, запрет оставался запретом, и, если пренебречь им, можно попасть в опасную передрягу. Более спокойные мужчины, потолковав накоротке, послали в пасторат для переговоров с Гиргенсоном мастера вместе с кийратсиским Михкелем, который так ловко умел прикидываться смиренным.
- Вослюбленные души, - сказал пастор обоим Михкелям, - не на благо себе строите вы корабль вместе с этими богоотступниками, с этими Тиху. Если господь сам не соорудит храма, тщетны все людские помыслы и труд. И я говорю вам: до тех пор, пока вы заодно с Тиху, в особенности с этим Матисом Тиху, не дозволяется вам строить свой корабль на церковной земле! Изрыгните их, и прежде всего Матиса, изгоните их, и тогда я не только сниму запрет, но и дам свое благословение трудам вашим. Ступайте теперь, вослюбленные души, и передайте все это другим, - сказал Гиргенсон, указав мужикам на дверь.
- А если бы мы постарались заплатить господину пастору хорошую арендную плату, - пытался повлиять на пастора последней сладкой приманкой кийратсиский Михкель, бочком пробираясь к двери: он хорошо знал, что Гиргенсон жаден до денег.
- Хоть ты, Михкель, и хитер на торг, хоть и выманил своей сладкоречивостью у старой рууснаской барыни задаром большой корабельный дуб, о чем, к сожалению, сам барин узнал слишком поздно, но на сей раз ты сможешь явиться ко мне с разговором об аренде только после того, как окончательно отгородишься от всех Тиху.
