ГЕОРГИЙ СЕМЕНОВ
СПАСЕНИЕ
Рассказ
Публикация ЕЛЕНЫ СЕМЕНОВОЙ
В этом году исполнилось 70 лет со дня рождения известного российского писателя Георгия Витальевича Семенова (1931 - 1992), постоянного автора нашего журнала. В "Новом мире" были напечатаны его повести "Вольная натаска", "Городской пейзаж", "Ум лисицы", "Путешествие души", множество рассказов. В 1996 году в разделе "Из наследия" опубликованы фрагменты дневников писателя "Убегающий от печали".
Предлагаемый рассказ написан в 1971 году.
Я смотрел на тихую воду и ждал вечера. На голом берегу обозримого моря чернело у моих ног старое, иссохшее кострище, а чуть поодаль лоснилась в траве бутылка из-под вина. Наклейку смыло дождями, но в посудине этой, видимо, "Тракия" была или какая-нибудь "Варна" - импортное вино, бутылки из-под которого не принимаются в магазинах и не обмениваются: иначе бы ей не валяться здесь, на виду.
Море было ненастоящее. У нас теперь любой водоем, из которого ненасытная промышленность черпает пресную воду и мы, грешные, пьем, подтянув к своим городам большие и малые окрестные реки, - каждый водоем называют морем. Слово это в общем-то русское и понятное издревле - море. Много воды! И опасности на такой воде морские. Весельная лодочка, окажись она в крепкий ветер посреди моря - ненадежное суденышко, и не так-то просто выгрести к берегу по хлесткой волне. И глубины есть. Не те, конечно, глубины, не та волна и просторы не те, но жизнь-то человеческая везде одинакова - что на соленом, что на пресном морях. Одинакового, так сказать, размера... Есть и острова на этом тихом море. Но главное, что слово это проще и приятнее, чем то, которое как будто бы и точнее и ближе к истине, а вот претит слуху своей неблагозвучностью водохранилище. Есть у нас и зернохранилища, и овощехранилища, и каких только хранилищ ни напридумали мудрые дядьки, позабыв и отбросив хорошие слова. Глупо все это! Да и в разговоре неудобно: зернохранилище, овощехранилище, водохранилище. Стерто все получается и скучно. А исконно-то русский человек не туг на ухо. Он лучше водоем шириной с Волгу морем назовет и душу свою порадует морем-окияном и крутой его, тяжкой волной, пенным прибоем, который с наветренной стороны бьет и лижет берег, размывая глинистый обрывчик. Не так, конечно, размеренно и шумно, как на соленых морях, но все-таки... Пошлепывает, пошлепывает - и муть от берега тянет на глубину, как на море-окияне.
Но в этот день было тихо. Лодка моя, врезанная килем в илистый берег, мертво голубела ребристым своим нутром в недвижимой воде, словно навеки погрузившись в прозрачную и согретую солнцем воду. А море, отразив гладью испепеленную небесную муть, было воздушно и невесомо. Дальний берег с зелеными рядами саженых сосенок мягко отражался в воде, широко растекаясь по ней темной зеленью, а слева желтел остров. И тот простор воды, который поблескивающим шелком был натянут перед взором, казалось, плавно и мягко вздымался передо мной, был выше меня и моей лодки: отражения окрестных берегов так причудливо окружали тенью сияющее во всей воде небо, что невольно создавалось у меня это странное впечатление округлости моря, впечатление, будто передо мной был прозрачный бок огромного стеклянного купола, обрамленного желто-зелеными тенями и такого огромного, что выгрести на середину этого светлого полушария не простое дело, нужно много потратить сил, и уменье тоже нужно.
