- А разве волостной писарь был у вас, когда Гиргенсон прикатил к умирающему Реэдику? Нет уж, то, что написано про пастора, все-таки от тебя вышло.
- Ну, Саар уже и раньше слышал про эту историю с причастием и стал меня расспрашивать. Я рассказал, а он записал, вот так и вышло у нас дело - на двоих поровну.
- А почему Саар не поможет расхлебывать похлебку, сваренную на двоих?
- Наверно, помог бы, да не может. Уж мы писали про новую проделку барона, про то, что он нас с хутора выгоняет, но в газете боятся напечатать. Посылали письмо и уездному начальнику, оттуда пришел ответ Саару - пусть, мол, не вмешивается в частные дела барона с крестьянами. Да и как Саар может постоять за меня, - того и гляди сам вылетит с должности.
- А что скажет старый Матис осенью, когда домой заявится? Выпорет тебя!
Сандер сплюнул, его уже одолевала злость на девушку. Кого эта Тийна из себя корчит?
- Неужели отец еще порет тебя? - сказал Сандер, сделав пару размашистых мужских шагов. Девчонке, пусть у нее хоть какое пригожее лицо, нельзя позволить задирать нос.
- Меня?! Я ведь взрослая! - кольнула девушка в ответ.
- Не знаю, чем ты взрослее меня? Вместе ведь были на конфирмации, - сказал Сандер.
- Я могу в любое время замуж выйти по закону, а у тебя ни на что нет еще прав! - сказала Тийна, расправляя складки полосатой юбки, закинула голову с упавшим на косы пестрым, в желтый рисунок, платком и ускорила шаг, словно подчеркивая, что ей ничуть не интересен такой никчемный провожатый. Пройдя на всех парусах шагов двадцать, она вдруг остановилась, обернулась и сказала плетущемуся позади Сандеру:
- Ну и хорошо, что хутор у вас отберут! Все важничали: хуторяне, мол, арендаторы! Теперь узнаете, каков вкус бобыльего хлеба!
- Никто из нас не заносился перед бобылями! - сказал Сандер, надеясь на примирение.
- Не заносился? Все хозяева считают себя лучше бобылей. А ты - у тебя тоже нос всегда был слишком задран. Как же: арендное хозяйство, дядя - капитан, в Америке побывал, сам - важный газетный писака. Вот и получай теперь! Хозяйство пропало, и никто уже не хочет печатать в газетах того, что ты напишешь!
- Неужели ты радуешься всему этому? - дрогнувшим голосом спросил Сандер.
- С тобой вообще невозможно разговаривать! То нос задираешь, то раскисаешь сразу. Ну, твоя дорожка в сторону сворачивает, у матери небось давно сердце болит: поди знай, где-то ее сыночек Сассинька так долго пропадает, вдруг где-нибудь на деревне за девушками волочится… Ступай уж, всего хорошего!
