И Тийт Раутсик остановился вдруг посреди улицы, вспомнив библейскую историю о тридцати сребрениках, полученных Иудой за Христа.
- По-оберегись! - послышался крик извозчика.
Тийт Раутсик, который застыл было, как лунатик, на месте, едва успел шарахнуться из-под ног лошади.
- Смотри, каков старик, до того накачал в кабаке свой горб, что и лошади не видит! - долго еще ругался извозчик.
«Иуда предал сына божьего, а я помогаю слугам царя бороться против богоотступников, - старался утешить себя Тийт. - А главное - Лонни! Не могу ведь я дать посадить в тюрьму Лонни! А если они только пугали меня? У Лонни на душе нет ведь никакого греха или умысла против правительства, уж настолько-то я знаю свое кровное дитя! И Пеэтер…» Он ничего худого не знает о Пеэтере, кроме этого прискорбного равнодушия к вере. Как же он теперь станет шпионить за Пеэтером?
Но он уже дал подписку, и теперь поздно жалеть. Начни распускать нюни здесь, на улице, снова угодишь под ноги извозчичьей лошади! «Накачал в кабаке свой горб… » Тийт Раутсик берег каждую копейку, во всю свою жизнь он всего несколько раз позволил себе сходить в кабак, но в эту минуту он почувствовал непреодолимое желание заглянуть туда. И, поблуждав по ночным, освещенным фонарями улицам, ноги сами собой повели Тийта в кабак старого Вельтмана «Нечаянная радость», на Раплаское шоссе, на вывеске которого в тусклом свете фонаря красовался бодрый призыв: «Заходи!» Были до него и другие, последовавшие этому зову, теперь пришел на порог кабака дворник дома Пеэтсова, до сих пор не бравший в рот водки. Изнутри кабака неслись громкий галдеж и песни, и когда Тийт переступил порог, все еще сжимая под мышкой завернутые в «Ристирахва пюхапяэвалехт» старые туфли Иды Лаксберг, Роберт Кукк как раз успел наладить испорченную клавишу своей гармоники и с жаром заиграл «Еврейскую скорбь».
С тех пор как Тийта Раутсика заставили помогать жандармскому агенту, он уже не мог обходиться без водки. Пил понемногу, не больше сотки в один прием, но так, чтобы маленький сверчок всегда жужжал в голове. И тогда, когда он впервые отправился на улицу Лиивакюнка, номер 18, квартира 3, чтобы сдать сведения господину Артуру Тикку, он тоже заставил запеть этого маленького сверчка.
Пело и на сей раз было вечером. Правда, честные люди делают свои дела при дневном свете, ночную тьму любят разбойники и воры. Ничего не поделаешь, значит, и эти тайные, во славу батюшки царя, дела вершатся под покровом ночи. И когда Тийт Раутсик остановился перед квартирой номер 3 в доме 18 по улице Лиивакюнка и на красивой медной дощечке прочитал: «Артур Тикк, Kunstmaler, päevapiltnik
