– Сам ты нонсенс! – ответила Карла тяжело дыша, и бросила дробовик в сторону.
– Уходи, – сказал он, – одна неделя. Потом процент расти, а Жозе – серчать.
Повторного предложения мы не ждали.
В номере Карла умылась холодной водой, и некоторое время осматривала в зеркале свою распухшую нижнюю губу. Я уже знал, что в зеркало она смотрится редко, и не понимал, почему. Будь я женщиной с такой внешностью, не отходил бы от зеркал и витрин. И вообще, с такой фигурой, я ходил бы голым.
– Тебе было очень больно?
– Ерунда, – сказала она, – время все вылечит. Зря ты пообещал вернуть ему деньги. Где ты их возьмешь?
– Придумаю что-нибудь.
Закатные лучи мягко сползали по жестяным крышам, приглаживали листья плюща на стенах старинных домов. Город затих, готовясь к новой ночи огней, забытья и разврата. А мы просто сидели на нагретом за день кафельном полу балкона и смотрели вниз на улицу сквозь резную чугунную решетку.
– Кажись, для Самира мы больше не клиенты ви-ай-пи, – сказал я.
– Вот ублюдок, – ответила Карла, – спалила бы к чертям его рыгаловку, только вот легче от этого не станет. Месть – бесполезное занятие.
Она посмотрела на свои руки. Костяшки пальцев правой были разбиты в кровь.
– Все еще не могу поверить, что ты добровольно в это ввязался.
– Он ударил тебя по лицу. Я должен был его остановить.
– Представляешь, что будет, если через неделю ты их не принесешь? Он станет бить уже тебя, и не только по лицу. А тебя, похоже, никогда не били.
– Ну почему, вот в седьмом классе был у нас один пацан…
– Энди Розенталь, ты безмозглый придурок! Это все, что я могу сказать.
– Сочту за комплимент.
Мы помолчали некоторое время, наблюдая как меркнут солнечные блики, как зажигаются фонари и нарастает гул голосов в барах и ресторанах на площади за углом.
– На кой тебе защищать меня? – спросила Карла, – тебя он трогать не собирался.
– Да что такое пять тысяч евро, мелочь, по сути! Ради тебя я готов украсть куда больше. Если попросишь, я вообще все на свете сделаю, даже невозможное.
Она покачала головой, снова посмотрела на свои руки.
– Зря ты в меня влюбился, парень. Я для этого не гожусь.
В тот вечер она не стала пристегивать меня к батарее.
Я проснулся в полете, на полдороге от вершины скалистого утеса к белым бурунам волн. В комнате было темно и тихо, а запахи сигарет и кокосового шампуня больше не скрадывали отчужденную пустоту. Мне не нужно было поворачивать голову, чтобы убедиться, что Карлы нет.
Я лежал и смотрел в потолок, а она уходила. Стук ее каблучков по стылому утреннему асфальту отдавался эхом от фасадов каменных особняков. Черные жесткие локоны подпрыгивали на плечах в такт шагам. Пистолет покоился в кобуре под левой грудью, пригретый ее теплом.
