Вся тайга оплеталась следами лыж. Торопливо опромышлялись кочевые угодья. Перетаскивались чумы на свежие места. Бег. Щелканье винтовок, гуканье дробовиков. Хруст просушенной глянцевитой мездры складываемой в переметные сумы пушнины.
Все это знал Бали и поторапливал сына аргишить, а Бодой не мог никуда шагнуть с этого случайного места. Простояли два дня, стало еще хуже. Атэк пожаловалась, что у ней заболели руки, и она не знает, как будет рубить дрова.
Бодой преодолел в себе немочь, встал и застучал топором. Рубить было тяжело. Куда девалась сила? Каждый удар отдавался в голове: прыгала, темнилась в глазах забеленная снегом тайга. Однако Бодой одолел трудность. Рубил лес без разбора, даже ссек трескучую пихту.
Бали дивился, куда столько понадобилось сушняку? Неужели Бодой здесь хочет начать промысел?
Бодой воткнул топор в кряж и совершенно расслабленный пролез в низкую дверь. Работа не разрумянила его. Он, не раздеваясь, прилег на хвою.
— Сын! — рассмеялся Бали. — Кому понадобилось столько дров? Лепешки Атэк может испечь в золе Рауля. До него же можно дойти на сушеном мясе.
— Чум без огня, ты же говоришь, — сирота, — ответил Бодой. — Топи его. Огнивом[25] воды не сваришь. Топор у дров. Понадобится, ребятишки покажут…
У старика задергались края безглазых ям.
— Эко неладно ты говоришь!
В голове Бодоя стоял шум: тенькало, гудело в ушах, кружилось вместе с ним, как на воде паут, все жилище.
Привязанные вечером к шесту обутки Атэк висели нетронутыми. Пэтэма неуверенно расхлопывала на коленке лепешки. Поводливый косил на тесто острую морду и, в ожидании еды, махал опаленным хвостом. Бали держал на коленях плачущую Инеки.
Заготовленные Водоем дрова оказались как нельзя кстати. Немало их шло в эти дни. Очаг, не угасая, горел. От постоянного дыма до блеска закоптели шесты в вершине чума. Наконец, запас кряжей истощился, а Водой и не думал браться за топор. Не порывалась заменить его и Атэк. Они оба лежали лежмя, просили пить, стонали.
Бали спал мало и только днями, но и тогда его часто будила Пэтэма. Ей было невмоготу сидеть одной среди больных. Она видела, как по лицам их ползали вши. Вшей накопилось слишком много. Но кто осмелится выбивать их? Старик не видит, а у Пэтэмы не хватает храбрости ни до кого дотронуться.
Тихо шумела тайга. Небольшой полуденный ветер отрясал с ветвей кухту. Где-то скрипело дерево. Бали сидел возле спящей Пэтэмы и нянчил меньшуху Курумбук. Она была горяча, как уголь, и дышала загнанной кабарожком
