Шел четвертый год войны… | страница 3



В отделе все были на месте. И все работали. Капитан Спирин вел допрос очередного пленного — белобрысого верзилы в черной танкистской форме.

— Откуда пленный? — спросил Супрун.

— Доставили разведчики седьмого полка, — доложил Спирин.

— Где взяли?

— На окраине Глинкова. Вез на мотоцикле почту,

— С фронта или на фронт?

— С фронта. Ее обрабатывает Мороз.

— Хорошо, — Супрун подставил стул к столу Спирина и сел так, чтобы удобно было видеть пленного.

Танкист был взлохмачен. Под правым глазом у него расплылся большой синяк. Кисть левой руки перевязана свежим бинтом. Увидев перед собой полковника, он подобрался и вытянулся.

— Спросите его, Виктор Михайлович, что ему известно о дислокации немецких войск в «Глухом» лесу? — попросил Супрун.

Спирин перевел.

Танкист понял, от кого исходит вопрос, щелкнул каблуками и ответил, глядя на полковника.

— Им запрещено совать туда нос, — перевел его ответ Спирин.

— Почему?

— Этого он не знает. Слышал только от одного регулировщика, что там хозяйничают эсэсовцы.

— Спросите, при каких обстоятельствах и в какой форме ему сказал об этом регулировщик.

Немец ответил подробно:

— На прошлой неделе, во вторник, я также вез почту на узел связи. Решил сократить путь и махнул на мотоцикле к станции напрямик. На перекрестке меня остановила служба движения. И один из регулировщиков предупредил: держись левее и не вздумай проскочить через зону. Попадешь на мушку эсэсовскому патрулю. Но нам и раньше говорили, что район леса объявлен особой зоной, по которой запрещено всякое передвижение войск. На дорогах, ведущих в лес, висят и стоят знаки, запрещающие въезд. Одно время солдаты говорили, что в лесу, наверно, лагерь пленных или перемещенных лиц. Но в округе нет, ни зондеркоманд, ни полевой жандармерии. Мы не встречали и людей из гестапо. Ни я, ни мои товарищи не знают, что там, господин полковник.

— Передайте его Сосновскому, пусть он продолжит допрос где-нибудь в другом месте, а сами соберите отдел. Надо срочно посовещаться, — распорядился Супрун, вставая.

Пленный истолковал его решительный тон по-своему.

— Господин полковник может мне верить. Я сказал чистую правду. Никто из наших солдат никогда не бывал в этом лесу, — залепетал он, прижимая здоровую и раненую руки к груди.

— Успокойте его. Скажите, что я ему верю. И ему нечего бояться. Для него война кончилась, — сказал Супрун.

Пленного увели. А сотрудники отдела собрались в комнате.

Супрун слово в слово передал приказ командующего.