А потом проснулась.
Дверь была приоткрыта и снаружи доносилось недовольное хныканье моего сына и спокойный ласковый голос Вереска.
Я осторожно села, посмотрела на свои руки, торчащие из просторных рукавов рубахи. Да, ужасно худые. Еще никогда я не была такой уродиной, как сейчас. Бессонные ночи, постоянная тревога, эти бесконечные кормежки... Если бы Айна на самом деле увидела меня сейчас, наверное, заплакала бы от жалости. А может, и нет. Но уж точно сказала бы, что я дура. А я даже спорить не стала бы, потому что так оно и есть. Дура самая настоящая. Ни любовь свою не сберегла, ни счастье. Да и то, что мне судьба мне оставила, едва не потеряла.
Я сунула ноги в сапоги, набросила куртку и вышла на свежий воздух.
Снаружи оказалось удивительно тепло. Птицы пели звонко, журчал ручей, одуряюще пахло соснами, нагретыми солнцем.
Вереск сидел на разостланном теплом плаще в двух шагах от фургона. Моего сына он уложил себе на колени забавлял теми нехитрыми деревенскими потешками, каких мне никогда в жизни слыхать не доводилось до встречи с этим хромоногим колдуном.
– Доброго утречка, – мрачно сказала я ему, убирая с глаз неудобно отросшие волосы. – Долго ты продержался с ним...
Вереск улыбнулся. Печально и тепло, как только он один и умел.
– Тебе на’адо было поспать.
– Это точно. Как ты сумел его вытащить сюда? – я подошла к ним и взяла сына на руки. Тот мгновенно зашарил своей ручонкой у меня на груди, выискивая самое желанное.
– Су’умел. Сегодня ноги лучше держат.
Внутри у меня все аж зазвенело от радости, когда он это сказал. Но виду я не подала. Только потянулась долго и сладко, ощущая каждую жилку в теле.
– Ну отлично! Давно бы так. И, это... Спасибо. Целый век уже не спала досыта...
– Хо’очешь, я буду каждое утро за’абирать Рада? Уже совсем тепло стало.
Я хмыкнула.
– Ишь ты, как заманчиво! Может и хочу... Чем ты его опоил, чтобы он не орал? – Пока сын жадно чмокал, дорвавшись до своего завтрака, я села на плащ рядом с Вереском, оперлась спиной о его плечо, чтобы было удобней кормить.
– Ни’ичем, – Вереск покрепче устроился на своем месте.
– А ты знаешь, что у тебя голос ломается? – ни с того ни с сего спросила я.
– Да.
– Небось и борода скоро прорежется. Будешь совсем большой мужик выше меня ростом. Все девки скоро начнут на тебя оглядываться.
– Я и так выше тебя, Шуна, – рассмеялся он. Но тут же вздохнул: – Был выше... пока ходил, а не ползал.
Да уж, теперь ему даже эти железки на ногах мало помогали стоять и не качаться.
